Время перемен
Шрифт:
Обнаружилась интересная делать. Рубанки здесь известны, но не очень-то ими пользуются. Дорогое удовольствие оказалось, да и капризное. Казалось бы чего там, а поди ж ты. Самой проблемой оказалось железко, металлическое его жало. Вылилось отладка их изготовления в целую историю. Помимо дороговизны железа сдерживала проблема правильной заточки. Не сразу нашли нужные углы и сделали приспособление.
Для себя сделал зарубку, после получения своего железа наделать относительно дешёвого столярного инструмента и коловоротов. Дерево тут везде, может чего и сдвинется. Но рубанок оказался
Я же хотел особый. Недаром у бояр активизировалось слюноотделение. После подарка Шуйскому пошли целые делегации. А не завалялось ли у меня ещё не нужных столов, таких же лепых. После моего резкого отказа, де у самого нет, и пока везде во дворце не поставлю, и думать забудьте, отступили немного. Но увидел как-то торжествующий взгляд Василия, немного смягчился. Ладно, будут вам мебеля, но за добровольные пожертвования в казну.
– Кто больше всех внесёт, тот первым и получит. Остальные в порядке убывания. А ежели кто думает, что отделается малостью, тому ничего не достанется. А вот сколь сдадите, на грамотку запишем, и прямо на торгу зачитаем. Пусть люд честной знает, кто радеет о государстве московском, а кто скупердяй. То-то!
Взгрустнулось как-то боярам. А ведь и правда, мастерские организовать надо, пожалуй где в Белом городе. Не дело это столы делать в Кремле, а уж тем более во дворце. Вот и приказ придуманный сгодится.
Подставил народ Шуйский, ой нехорошо-то как получилось. И так-то искрила уже обстановка, а тут он хвалиться подаренным столом, эвон как всё обернулось. Как никогда к месту, свадьба мною организованная, пришлась. С тяжёлым сердцем уезжал в Тулу, тут ещё эти непонятки между Прохором и Таисией.
Федор меня порадовал, конечно. Вот мы, ух я, эх он! Планов громадьё, прямо до небес, пупок бы не развязался. В некотором смысле стало легче, теперь было кого послать разузнать как там или может чего не хватает. Мысль с приказом была верной. Заговорили и про станки, благо был и в Туле пушечный двор. Для начала будут отливать крупные заготовки станин, для оговоренных станков. Правда, мастера оттуда, были не уверены в результате. Великие пушки лили только в Москве, потому опыта отливки крупных изделий у них не было.
Не хорошо конечно, но что делать? Пусть учатся. Не возить же всё из Первопрестольной. Тем более надо попробовать будет и чугун, а потом и железо. Всё перепробуем. Опыт надо набирать. Переговорили, чтобы и из чугуна попробовали отлить заготовки, как из бронзы. Уезжал радостный.
Фыркали разгорячённые лошади, снег хрустел под полозьями, а вот за окном проносилось не ясно что. Слюда искажало всё. Но догадки строить можно. Если светло, значит, вокруг нет леса, если темно, тогда есть. Сани размером с микроавтобус, но из обогревателей только я сам и множество шуб и мехов, чтоб не остыл и оставался тёплым. Тут главное на остановках горяченьким подзаправиться
– Вот ты мне скажи, что за кошка промеж вас пробежала? Ведь ладно же было, пока не поженил. Чего теперь друг на друга коситесь, как неродные?
– Обратился почти сразу и без переходов я к Прохору.
Он как-то растерялся, что сразу отразилось на лице, и попытался спрятать взгляд. Это он зря. Сани может и велики, но не настолько, чтобы от меня сбежать.
– Чего-то давненько не слышно ничего от отрядов тех, как бы худа не было?
– Бросил он пробный шар в попытке перевести разговор на другую тему.
Тоже мне гений стратегии. Типа ребёнок, можно голову заморочить, напомнив про золото. Может против местных и прошёл бы приём, но мы плавали, знаем.
– Ты не юли. Вопрос про людишек, которых, кстати, ты подобрал, конечно, интересный, но я спросил другое, так и отвечай.
Прохор взбледнул при упоминании о его участии в организации экспедиций, но быстро собрался. Железная воля у мужика. Не юлит, не пытается выскользнуть, потому и нравится. Научился. Знает, иначе хуже будет.
– Она женщина хорошая, но не люба она мне.
– Наконец собравшись, выпалил он.
– Чего врёшь-то! Будто я не видел, как ты на неё поглядывал иногда. Говори без утайки, а не крутись, словно уж.
– Истинную правду говорю. Есть у меня любовь, истинная и единственная!
– Ты это, коней-то попридержи. Матушку не приплетай. Может и мал был, но не слеп.
– Извини меня, что неправду подумать заставил! Не хотел я. Про жену я толкую свою.
– В каком смысле? Ты двоежёнец?
– Проговорил шокировано я.
– Опять всё не так сказал. Погибла моя ладушка, с детишками малыми. Жили мы почитай на Крымской украине. Не совсем конечно, но недалече. Набежала в тот год татарва, не уберёг...
– Сдавленно прервался он, вытирая слезу.
Было видно, что это для него до сих пор болезненно.
– Посекли меня тогда сильно, вот и решили что помер, а я выжил. Род то наш мелкий, не нажили богатств. Бросил всё да пошёл к казакам. Много повоевать пришлось, сколь встретил крымчаков, столь и убил. А сам вот живой остался. Видимо богу было угодно. Вот там и разыскала меня твоя матушка.
– А она-то причём?
– Так жена моя из литвинов была. Родственница вроде, очень дальняя, но всё же. Не приняли Елену на Москве, вот и боялась она за сына.
Вот так нехохошеньки. Получается, приставила она его ко мне как цепного пса, использовав его горе. Своих не уберёг, так меня стерёг пуще прежнего.
– А Таисия как тут оказалась?
– Так пустая она. От того и муж с ней развёлся.
И кто говорит, что тут психологию не знают. Приставить нянькой ту, кто своих детей иметь не может. Мать...
Господи, да что же это получается, что я даже про тех, кто рядом, ничего не знаю, а что говорить про остальных. По-новому взглянул так на Прохора. И ведь не скажешь, что его горе уникально. Если даже князьям достаётся, то что говорить про черносошцев. Нет, само существование Крыма несовместимо с нами.