Время платить по счетам
Шрифт:
— Полностью согласен, — довольно подтвердил врач. — Я об этом Алексею говорил. Правда не так аргументировано и развернуто, как вы, Михаил.
Сутулый презрительно хмыкнул, но даже не повернулся, продолжая меланхолично поглощать нарезку и салат.
— Давайте, на ты, Роман Иванович, если вы не против, — предложил я.
— Давай, — чуть улыбнулся врач. — Можно, просто Роман без отчества.
— Договорились.
— Мужчины, что вы все об экономике говорите, — недовольно протянула Лера. — Может, хватит? Анекдот лучше бы рассказали, историю
— Повеселить? Это можно, — ухмыльнулся я. — Была такая популярная песенка: «Маленькой елочке холодно зимой, из лесу елочку взяли мы домой». Помните такую?
— Помню, конечно, — улыбнулась студентка. — Мы её на утреннике под Новый год в детском саду пели. В младшей группе «в лесу родилась елочка», а в старшей — её.
— О смысле песенки задумывались?
— Какой там может быть смысл? — пожала плечиками шатенка. — Обычная детская песня.
— А смысл такой, — я лукаво улыбнулся, забарабанил пальцами по скатерти и с выражением пропел: — Бедная рыбка вымокла в пруду, взяли мы рыбку — и на сковороду.
Лера заразительно захохотала, откинувшись на мягкую спинку дивана. Строгая тетушка несмело хихикнула, затем громче, а потом заржала, никого не стесняясь. Роман Иванович, как филин, ухал от избытка чувств, и вытирал подушечками пальцев выступающие слезы. Задорный звонкий смех Влады серебряными колокольчиками разливался по гостиной. Даже Марина укатывалась от хохота вместе со всеми. Один Алексей сидел нахохлившимся филином, не участвуя в общем веселье…
Когда народ отсмеялся, с новым тостом поднялась Лера. Пожелала имениннице всего самого-самого, чокнулась с ней фужерами. Зазвенели, соприкасаясь, бокалы, затем Влада извинилась, сбегала на кухню, принесла запотевшую бутылку шампанского из холодильника и убежала опять смотреть за горшочками с жарким, доходящими в духовке. Марина ушла следом — помогать хозяйке.
Остальные гости, отвлеклись от дегустации блюд и принялись оживленно обсуждать недавно вышедшую на экраны «Маленькую Веру». Тетушка Мирослава гневно возмущалась поступками главной героини, отцом-алкоголиком и показанным бытом советских маргиналов, ругала режиссера, снявшего «это безобразие». Лера горячо защищала актеров и фильм, утверждая, что это «правда жизни». Врач посмеивался, слушая спор, потягивал вино и лениво ковырялся вилкой в печеночном паштете и салате.
Я тихонько встал, игнорируя надутого соседа, улыбнулся терапевту, тихо, одними губами прошептал «отойду на минутку», и вышел в коридор.
На исходящей паром кухне суетились девчонки. Марина пластала ножом желтые ломтики сыра, Влада доставала из духовки горшочки с мясом и картошкой. Увидела, меня замерла:
— Ты чего пришел?
— Пару слов сказать, — пожал я плечами. — Извиниться, что немного грубо обошелся с твоим гостем.
Марина отложила нож и тихонько проскользнула между нами обратно в гостиную. Умная девочка.
— Если честно, Алексей сам виноват, — чуть помедлив, признала Влада. — Первым поддевать начал. Просто не следовало поддаваться на
— Ты права, — вздохнул я, — Никогда не мог молчать, когда кто-то начинал на мне оттаптываться. И когда с видом всезнающего академика изрекают глупости. Такой характер.
— Понимаю, — неожиданно улыбнулась девушка, — Иногда можно и промолчать, но некоторые предпочитают высказать, что думают или летят в погоню за козлами, сбившими старика. Знаешь, я могу быть недовольна некоторыми моментами, но где-то в глубине души осознаю: по-другому мужчины поступить просто не могут. Это лучше, чем быть подлецом, в глаза говорить комплименты, а за спиной гадости, или бить исподтишка.
— Спасибо, — я шагнул вперед и неловко взялся за ручки горшка: — Давай помогу.
Мои ладони ощутили сквозь полотенце, пышущий внутри жар, тонкие, нервно вздрогнувшие пальчики, нежную бархатистость кожи. Несколько мгновений мы смотрели друг другу в глаза. Я ощущал невесомое дыхание порозовевшей от смущения девушки.
— Ухожу, к черту всё, — раздался сдавленный вскрик.
Мы повернулись. В коридоре маячила высокая сутулая фигура Алексея. На побледневшем лице выделялись грустные глаза, наполненные вселенской тоской и страданием. В прошлой жизни видел такие у страдающего запором пуделя, героически тужившегося на лужайке соседнего коттеджа. Собачка говорить не умела, но истерично, с таким же трагизмом, подвывала и жалобно поскуливала.
Будущий экономист, картинно пошатнувшись, развернулся и нетвердыми шагами двинулся к вешалке у входа. Подхватил куртку, несколько раз промахнулся мимо рукавов, скомкал ткань в ладони, дернул рычаг замка и прямо в тапочках вышел в тамбур.
— Леша, подожди, — Влада дернулась следом, но я мягко попридержал девушку.
— В тапочках далеко не уйдет. Сейчас вернётся.
Владислава отстранилась и молча поставила горшок на стол.
— Извини, если что, — на всякий случай снова повторил, хотя виноватым себя не чувствовал.
— Ты ни при чем, — отмахнулась Влада. — Лешу по-человечески жалко. Он неплохой, но нафантазировал себе черт знает что.
Снова распахнулась входная дверь. В коридор появился Алексей в грязных тапочках, надетая на левую руку куртка, свисала на манер аксельбанта. Пушистые, заляпанные грязью тапочки воинственно встопорщились, губы трагически поджаты, подбородок воинственно вздернут. Студент смотрел на нас как Ленин на буржуазию — с презрением и ненавистью.
— Предательница! — процедил он, смерив взглядом Владу.
Девушка промолчала.
Обиженный студент повернулся ко мне.
— Ты — подонок. Увёл девушку у другого. До революции таких как ты пороли на конюшне. Были бы мы в Российской Империи, вызвал бы на дуэль!
— Леша, я не твоя девушка и никогда ей не была, — возмутилась Влада. — Мы же договорились, остаться друзьями. И вообще следи за словами — Михаил, если ты забыл, тоже мой гость и друг.
«Мой статус повысили со знакомого до друга. Отлично!», — с удовлетворением отметил я.