Время побежденных
Шрифт:
* * *
Переправа
25 октября 2128 года
6 часов утра
Паром, надсадно гудя, пересекал водное пространство, зажатое между мрачными, громоздящимися к небу скалами фьорда. Ни одного огонька не светилось вдали — только за спиной тускло мерцали фонари пристани, которую мы недавно покинули, да окна бара, а над головой горел красный сигнальный фонарь, укрепленный на низкой мачте. Переправа занимала полчаса, и мы, оставив машину мокнуть на палубе под моросящим осенним дождем, спустились в гудящее нутро парома, где располагался буфет. Тут по крайней мере было тепло и относительно чисто. Из попутчиков я заметил только профессора — он, нахохлившись, склонился над стойкой, попивая кофе с коньяком; да еще того шофера-дальнобойщика, чей грузовичок стоял тогда на причале. Он молча сидел в углу, явно не желая вступать в разговоры, тогда как историк кивнул нам как старым знакомым. Я помахал рукой ему в ответ и заказал у сонной девицы за стойкой хот-дог с жареным луком и чашку кофе. Девица была настолько сонная, что, подавая Карсу его порцию, рассеянно заметила:
— Странный у тебя вид, парень. Перебрал, что ли?
Сандра у меня за спиной хихикнула, а Карс, предпочитая не вступать в объяснения, уселся в углу. Эти паромы ходят тут с незапамятных времен, и традиция велит содержать их нутро в относительном комфорте — тут были чистые столики и довольно удобные диванчики, на которых вполне можно было прокемарить остаток пути — что я и сделал. Когда еще удастся поспать? Потому я даже не заметил, как мы пересекли фьорд, — паром причалил к точно такой же пристани, как та, которую мы оставили позади, разве что «Харлеев» тут не было и бар — или что там из себя изображало это низкое строение — стоял темный, с выбитыми окнами.
— Хочешь, я поведу машину? — предложил Карс.
Я покачал головой:
— Сменишь меня чуть позже.
Не люблю встречать рассвет в дороге: лиловый сумрак, сквозь который еле-еле пробивается свет фар, нагоняет на меня какую-то тоску. Хочется оказаться дома, под одеялом, и желательно в компании какой-нибудь покладистой красотки… А потом хорошо бы, чтобы она встала, надела полупрозрачный пеньюар, сварила кофе и принесла мне его в постель… А я бы еще подумал — вставать или нет…
Карс прервал мои размышления. Мы как раз ехали вдоль берега — дорога шла низом, петляя среди каменистых осыпей, вдающихся в море. Иногда на поворотах фары нашей машины выхватывали пляшущие у кромки темные волны и горы мокрого плавника. Потом мимо нас пронеслась лососевая ферма — вешки, выступающие из воды, поплавки, все это сейчас было еле видно в ночном сумраке. Дверь домика смотрителя была распахнута, и сквозь нее был виден тусклый огонек керосиновой лампы, освещавший дощатую стену.
— Останови машину, Олаф.
Я резко затормозил, и автомобиль развернуло боком на мокром асфальте.
— Что стряслось?
— Погляди туда…
Проезжая, я решил, что домик пуст потому, что смотритель отправился обозревать свои владения, но сейчас я его увидел. Он лежал перед домом, и мне не надо было чересчур всматриваться — я и так знал, что горло у него перерезано от уха до уха…
— Мы повторяем его путь, — пробормотал я.
Сандра молчала. Свет, отброшенный из окошка домика, плясал на черной воде.
Карс сказал:
— Тут есть поблизости телефон? Надо бы связаться с Антоном.
Его спокойный голос странно контрастировал с искаженным лицом покойника и лужей крови, влажно блестевшей на асфальте.
Я поглядел на дорожную карту.
— За поворотом находится заводик по переработке рыбы. Там должен быть телефон.
— Останешься здесь, Олаф?
— Да, — сказал я, — осмотрю окрестности. Сандра?
— Я остаюсь, — сказала девушка.
— Ладно, — ответил я, — поезжай. И скажи ему заодно, пусть сам разбирается с местной полицией. У нас нет на это времени.
«Пежо» мигнул на прощание фарами и стал карабкаться вверх по шоссе, напоминая гигантского жука со сверкающими глазами.
Сандра за моей спиной ни с того ни с сего произнесла:
— Я вот подумала… почему никто не пользуется радиотелефонами? Во всяком случае, вне города. Ведь раньше, до Катастрофы, по-моему…
Я рассеянно ответил:
— Слишком велика ионизация атмосферы. У таких аппаратов не хватает мощности пробиться сквозь помехи.
— А раньше?
— До взрыва не было таких атмосферных возмущений. А теперь, после Катастрофы, что ни день, то магнитная буря…
Я включил фонарик и медленно пошел по дорожке прочь от дома, светя себе под ноги.
Тонкая ручка Сандры легла мне на локоть. Девушка испуганно прошептала:
— А вдруг он еще здесь?
Я чуть передвинул фонарик, и луч уперся в гравий.
— Видишь? Это — следы протекторов. У убитого — пикап. Вон он стоит. А это легковушка.
— Он ехал на машине?
— Да. Нам навстречу. Сейчас он, наверное, уже в Бергене. Ехал по той же дороге, что и мы, а когда на него находило, останавливался и убивал. Как часто?
— Что?
— Ты же психолог! С какой частотой на него накатывало?
— После каждого припадка он должен был чувствовать сильную слабость… потом приходил в себя… ехал дальше. Часов пять, не меньше. Может, еще больше.
— Ясно. Значит, до Фьорде больше трупов не будет?
— Похоже на то.
«Пежо» вновь возник из тьмы и, мигнув фарами — на этот раз в знак приветствия, — остановился около нас.
— Ну что? — спросил я.
— Порядок. Дозвонился. Пришлось их всех перебудить. — Он вздохнул. — Они меня испугались, Олаф.
— Что поделаешь. — Я немного подумал, а потом утешил его: — Не расстраивайся, человека они бы испугались еще больше.
И то правда. В каждом незнакомце — будь он даже самой респектабельной наружности — сейчас подозревают туга, а даже если он и не туг, то мало ли маньяков, да и просто бандитов шляется по окрестностям.
— Нашли что-нибудь?
Я пожал плечами.
— Он приехал на машине. Просто остановился, вошел и убил…
Я поглядел на мелкие волны, лизавшие каменный берег, и вздохнул.
— Просто так убил, ни с того ни с сего. А мы так до сих пор и не знаем, почему это происходит. Вот если бы вы, кадары, предоставили нам больше информации… Вы же обещали помочь!
— Не забывай, что именно мы научили вас нейтрализовывать зет-соединение в крови у тугов, Олаф. Иначе их бы не удержали никакие тюремные стены.
— Что с того? Распознавать их с первого взгляда вы тоже до сих пор не умеете! А что толку махать кулаками уже после драки?
— Немножко терпения…
— Да мы уже сто лет терпим…