Время прощаться
Шрифт:
— Мисс Меткаф, — говорю я, — у вас появился частный детектив.
Элис
Я всесторонне изучала память, и лучшая аналогия, которую мне удалось придумать, чтобы объяснить механизмы памяти, — рассматривать мозг как центральный офис всего организма. Все, что человек переживает за день, является папкой, которая кладется на стол, чтобы ее спрятали, пока не понадобится. Помощник-администратор, который приходит по ночам, пока человек спит, чтобы разобрать завалы у него на столе, — часть мозга, который называется «гиппокамп».
Гиппокамп берет все эти папочки и раскладывает их по местам
Однако иногда человек просто чего-то не помнит. Скажем, был на бейсбольном матче, и кто-то позже говорит, что через два ряда за твоей спиной плакала какая-то женщина в желтом платье, — но ты абсолютно ее не помнишь. Существуют только два возможных сценария, когда подобное случается. Либо это событие никогда не попадало в папку — человек сосредоточился на отбивающем мяч и не обратил никакого внимания на плачущую женщину. Либо же подвел гиппокамп и закодировал воспоминание туда, где ему не место: та грустная женщина получила привязку к воспитательнице из детского сада, которая тоже носила желтое платье, — поэтому человек никогда не сможет найти это воспоминание.
Вам ведь известно, что иногда снится человек из прошлого, которого едва помнишь и чье имя не можешь припомнить, даже если бы от этого зависела ваша жизнь? Это значит, что вы по счастливой случайности наткнулись на эту папку и нашли спрятанное сокровище.
Поступки, которые человек совершает ежедневно — то, что постоянно объединяет гиппокамп, — формируют крепкие разветвленные связи. Доказано, что очень большой гиппокамп у лондонских водителей, потому что им приходится обрабатывать много пространственной информации. Однако неизвестно, то ли они родились с большим гиппокампом, то ли этот орган увеличивается, когда подвергается испытанию, примерно так, как накачиваются мышцы. Существуют также люди, которые ничего не забывают. У людей с посттравматическим стрессом и психическими расстройствами гиппокамп меньше, чем у обычного человека. Некоторые ученые полагают, что кортикоиды — гормоны стресса — могут атрофировать гиппокамп и вызвать разрушение памяти.
С другой стороны, у слонов увеличенный гиппокамп. Вы наверняка слышали присказку о том, что слоны ничего не забывают, и я верю, что это правда. В Кении, в Амбозели, исследователи воспроизводили трубные звуки слонов через международную телефонную связь, чтобы проверить гипотезу о том, будто взрослая самка слона может различить более сотни других особей. Когда трубили стада, к которым слоны имели прямое отношение, испытуемые трубили в ответ. Когда звуки издавало незнакомое стадо, испытуемые сбивались в кучу и пятились.
Во время проведения этого эксперимента наблюдалось и необычное поведение: одна из самых старших слоних, чей голос был записан, умерла. Ее трубный голос проиграли через три месяца после ее смерти, а потом еще через двадцать три месяца. В обоих случаях ей ответила ее семья и слоны приблизились к колонке — что свидетельствует не только об умении обрабатывать информацию или хорошей памяти, но и об умении абстрактно мыслить. Семья не только вспомнила голос слонихи, но и в тот момент, когда они подошли к колонке, могу поклясться, эти слоны надеялись ее увидеть.
С возрастом память слоних улучшается. В конце концов, вся семья полагается на ее знания — она является ходячим архивом, который принимает решение за все стадо: куда идти пастись? Куда идти на водопой? Как искать воду? Матриах должна знать миграционные тропы, по которым не ходило целое поколение слонов, включая ее саму, однако каким-то образом эти знания переданы и зашифрованы в воспоминания.
Но моя любимая история о памяти слонов из Пиланесберга [13] ,
13
Национальный парк Пиланесберг находится в Северо-Западной области ЮАР, в 120 км от Йоханнесбурга. Парк расположен на территории кратера вулкана, действующего более миллиона лет назад; площадь — 530 кв. км.
Молодые слоны тут же примкнули к Нотч и Фелиции — так мы назвали суррогатных матерей, образовались два стада. Прошло двенадцать лет. И вдруг Фелицию укусил бегемот. Ветеринару необходимо было постоянно промывать и перебинтовывать рану, но он не мог каждый раз применять к Фелиции анестезию. В месяц слона можно усыплять не больше трех раз, в противном случае в организме накопится слишком много М99 [14] . Здоровье Фелиции было под угрозой, а если она погибнет, то стадо вновь окажется в опасности.
14
Эторфин (М99) — наркотический морфиноподобный анальгетик, применяемый для обездвиживания диких животных.
И тогда мы решили использовать память слонов.
Рендалл, дрессировщик, который работал с этими слонихами более десяти лет назад и не видел их с тех пор, как слоних выпустили в заповедник, согласился прилететь в Пиланесберг, чтобы помочь нам. Мы следили за двумя стадами, которые на то время слились в одно из-за травмы старшей самки.
— Вот они, мои девочки! — обрадовался Рендалл, когда его джип остановился перед стадом. — Овала! — позвал он. — Дурга!
Мы звали этих слоних Нотч и Фелиция. Но обе слонихи величественно обернулись на голос Рендалла, и он сделал то, чего в Пиланесберге никто не мог себе позволить с этими возбудимыми, пугливыми животными: выпрыгнул из джипа и направился к ним.
Знаете, я двенадцать лет проработала с дикими слонами. Есть стада, к которым можно приблизиться, потому что животные привыкли к ученым и их средствам передвижения и доверяют нам; но даже тогда я бы дважды подумала, прежде чем это сделать. Но это стадо к людям не привыкло, его даже нельзя было назвать постоянной группой животных. На самом деле слоны помоложе тут же попятились от Рендалла, отождествляя его с теми двуногими зверями, которые убили их матерей. Однако две слонихи-матриарха подошли ближе. Дурга-Нотч приблизилась к Рендаллу. Хоботом осторожно обвила его руку. Потом оглянулась на своих нервничающих приемных детей, которые продолжали фыркать и пыхтеть на хребте холма. Опять повернулась к Рендаллу, один раз прогудела и побежала к детям.
Рендалл не стал ее останавливать, повернулся ко второй слонихе и негромко сказал:
— Овала, на колени.
Слониха, которую мы назвали Фелицией, подошла, опустилась на колени и позволила Рендаллу взобраться себе на спину. Несмотря на то что за двенадцать лет у нее не было непосредственного контакта с человеком, она не только признала в нем своего дрессировщика, но и вспомнила все команды, которым он ее обучил. Без всякой анестезии она слушалась Рендалла: встала, подняла ногу, повернулась — выполнила команды, которые позволили ветеринару выскоблить гной из воспаленной раны, промыть ее и ввести антибиотики.