Время прощаться
Шрифт:
Правда, Кеноси могло, в конечном итоге, и не повезти со спариванием, потому что силки едва не оторвали ему хобот, а без хобота ни один слон не выживет.
Моя мама заметила, что Кеноси ранен, и тут же поняла, что он умрет медленной и мучительной смертью. Поэтому она отложила свое исследование и вернулась в лагерь, чтобы позвонить в департамент дикой природы — государственный орган, уполномоченный избавить слона от страданий. Но Роджера Уилкинса, в чьем ведении находился заказник, только недавно назначили на этот пост.
— У меня дел по горло, — ответил он маме. — Пусть природа сама обо всем позаботится.
В
В журнале записи обрываются. Она меняет карандаш на черную ручку, целая страница не исписана. И я домысливаю все то, что могло случиться в этот промежуток:
«Я вошла в кабинет начальника лагеря, он сидел с крошечным настольным вентилятором, который гоняет спертый воздух. «Элис, — говорит он, — добро пожаловать. Если тебе еще нужны выходные…» Я резко обрываю его. Не для этого я пришла. Рассказываю ему о Кеноси, об этом уроде Уилкинсе. «Да, система несовершенна», — признает мой начальник. Но он совсем меня не знает, если полагает, что я просто уйду. «Если вы не снимите трубку, — угрожаю я, — я сделаю это сама. Но позвоню в «Нью-Йорк таймс», на «Би-би-си», в «Нэшнл джиогрефик». А еще позвоню во Всемирную организацию защитников дикой природы, и Джойсу Пулу, Синтии Мосс и самой Дафне Шелдрик. Напущу на вас всех заинтересованных лиц и любителей животных в Ботсване. А что касается вас лично, то я столько дерьма вылью на этот лагерь, что финансирование данного исследования слонов будет перекрыто еще до захода солнца. Выбирайте: либо вы снимаете эту телефонную трубку, либо это сделаю я».
По крайней мере, именно так, мне казалось, она могла бы сказать. Но когда мама все-таки возобновила свои записи, на страницах ее журнала появился подробный отчет о том, как приехал недовольный Уилкинс с рюкзаком. Как он с кислой миной ехал с ней в джипе, сжимая ружье, пока она искала Кеноси с приятелями. Из маминых записей я знала, что на «ленд-ровере» ближе чем на пятнадцать метров к стаду самцов не подъедешь — слишком они непредсказуемые. Но мама даже не успела объяснить этого Уилкинсу, как он вскинул ружье и нажал на спусковой крючок.
«Не стреляй!» — закричала мама, хватаясь за ствол и направляя его в небо. Она резко переключила передачу, решив сперва отогнать «ленд-ровером» остальных молодых самцов. Потом отъехала в сторону, повернулась к Уилкинсу и велела: «А теперь стреляй!»
Он выстрелил. В челюсть.
Череп слона представляет собой массивную пористую кость, которая защищает мозг, расположенный в полости за всей этой инфраструктурой. Невозможно убить слона, если выстрелить ему в челюсть или лоб, потому что пуля, хотя и ранит, но мозга не достигнет. Если хотите гуманно убить слона — стрелять нужно прямо за ухо.
Мама написала, что Кеноси ревел от нестерпимой боли, еще сильнее той, которую ему приходилось терпеть до этого. Она выругалась матом на многих языках, хотя раньше никогда в жизни не ругалась неприличными словами. Она едва удержалась от того, чтобы не выхватить ружье и не направить его на самого Уилкинса. А потом случилось нечто невероятное.
Лорато, матриарх, мама Кеноси, бросилась к подножию холма, где топтался,
Мама прекрасно знала, что нельзя становиться между слонихой и ее детенышем, даже если этому детенышу уже тринадцать лет. Мама сдала назад, чтобы путь между Кеноси и Лорато был чист.
Но слониха не успела добежать до сына, Уилкинс выстрелил второй раз, на сей раз в самую точку.
Лорато остановилась как вкопанная. Вот что написала мама:
«Она потянулась к Кеноси, погладила все его тело от хвоста до хобота, особо задержавшись на месте, где проволочный силок разрезал шкуру. Она встала над его массивным телом, как мать, готовая защитить своего детеныша. Из височных желез у нее выделялся секрет — темные ручейки по обе стороны головы. Даже когда стадо молодняка отошло, даже когда стадо самой Лорато присоединилось к матриарху и слоны стали прикасаться к Кеноси, Лорато отказывалась отходить. Солнце село, взошла луна, но слониха продолжала стоять, не желая или не имея сил уйти.
Как люди прощаются?
В ту ночь случился метеоритный дождь. Мне показалось, что небеса плакали».
Через две страницы мама собралась с силами и описала то, что случилось, с присущей ученому объективностью.
«Сегодня я стала свидетелем двух событий, которые никогда не ожидала увидеть.
Первая новость, хорошая: из-за поведения Уилкинса теперь исследователям в заказниках в случае необходимости разрешено лично применять к слонам эвтаназию.
Вторая, потрясающая: слониха, даже если ее детеныш вырос, все равно превращается в фурию, если ему грозит опасность.
Мать есть мать!»
Вот что написала мама в конце страницы.
Только она не написала о том, что в тот день сузила тему собственного исследования — до проявления скорби у слонов.
В отличие от мамы, случившееся с Кеноси не казалось мне трагедией. Когда я читала ее записи, создавалось впечатление, что я вся наполнена искорками от метеоритного дождя, о котором говорила мама.
В конце концов, последнее, что видел Кеноси, прежде чем навсегда сомкнуть глаза, — спешащую ему на помощь маму.
На следующее утро я гадаю, стоит ли рассказывать бабушке о Верджиле.
— Как думаешь? — спрашиваю я совета у Джерти.
Разумеется, было бы проще, если бы меня отвезли туда на машине, чтобы не пришлось катить на велосипеде через весь город. Пока из всех результатов расследования я могу похвастаться только икроножными мышцами, которым позавидовала бы любая балерина.
Мой пес стучит хвостом по деревянному полу.
— Один раз — «да», два раза — «нет», — говорю я, и Джерти склоняет голову набок.
Слышу, как меня зовет бабушка, уже второй раз, и, громко топая, спускаюсь по лестнице. Бабушка стоит у стола, насыпает мне хлопьев.
— Я проспала. Не было времени готовить горячий завтрак. Хотя понять не могу, почему в тринадцать лет ты не в состоянии себя накормить, — раздражается она. — Даже золотые рыбки более приспособлены к жизни, нежели ты. — Она протягивает мне пакет с молоком и отсоединяет свой сотовый от зарядного устройства. — Вынеси мусор, прежде чем пойдешь нянчить ребенка. И ради бога, причешись перед выходом. У тебя на голове настоящее куриное гнездо.