Время прощаться
Шрифт:
Я понимала, о чем он говорит: за коллекционную игрушку можно было бы получить неплохие деньги, но эти игры украдкой были бесценными.
Гидеон улыбнулся.
— Я очень рад, Элис, что снял тебя с полки.
Я стукнула его по руке.
— По-твоему я дама, оставшаяся без кавалера?
— Кому туфелька придется впору…
Я легла на него сверху.
— Хватит болтать.
Гидеон поцеловал меня.
— Я уж думал, ты никогда не попросишь… — сказал он и снова заключил меня в объятия.
Звезды подмигивали нам, когда мы вышли из сарая. В моих волосах
— Что мы скажем? — спросила я.
Он оглянулся через плечо.
— Мы не будем ничего говорить.
Гидеон остановился у своего домика и слез с вездехода. Света не было, Грейс все еще сидела с Дженной. Но он не стал рисковать и прикасаться ко мне, только не сводил с меня глаз.
— До завтра? — спросил он.
Это могло значить что угодно. Мы могли договариваться о том, чтобы переселить слонов, убрать в сарае, поменять свечи зажигания в грузовичке. Но на самом деле он спрашивал, буду ли я избегать его, как делала раньше. Повторится ли еще эта ночь.
— До завтра, — ответила я.
Через секунду я была уже возле своего домика. Припарковала вездеход и попыталась пригладить волосы, отряхнуть одежду. Грейс знала, что я отправилась в сарай с сеном, но не похоже было, что я просто разгружала тюки, — складывалось впечатление, что я участвовала в сражении. Я вытерла рукой рот, пытаясь стереть поцелуй Гидеона и оставляя только оправдания.
Я открыла дверь и увидела в гостиной Грейс. Здесь же, держа на руках Дженну, сидел Томас, улыбкой которого можно было бы осветить галактику. Завидев меня, он передал дочь Грейс и потянулся за лежащим на кофейном столике пакетом. Потом подошел ближе. Его широко распахнутые глаза были чисты. Он протянул мне перевернутое растение с искривленными корнями вместо букета цветов — совсем как два года назад, когда я впервые приземлилась в бостонском аэропорту.
— Сюрприз! — воскликнул он.
Дженна
В слоновьем заповеднике Теннесси красивая витрина, как в небольшом городском магазинчике: на стенах большие фотографии всех слонов плюс таблички с историей каждого. Удивительно было видеть клички слоних, которые некогда жили в заповеднике в Новой Англии. Дольше всего я задерживаюсь у фотографии Моры, слонихи, которую мама любила больше всех. Вглядываюсь в нее так пристально, что изображение начинает расплываться.
Стол завален книгами на продажу, рождественскими сувенирами и закладками для книг. В корзине множество плюшевых слонов. Показывают повторяющийся видеоролик о стаде азиатских слонов, которые издают звуки, как новоорлеанская свинг-группа, и еще о двух слонихах, играющих с пожарным шлангом, совсем как городские ребятишки с гидрантами, когда их включают летом. Еще на экране другого телевизора поменьше объяснялись правила безопасного поведения рядом с животными. Вместо кнутов и негативно влияющих на психику клеток из арматуры — именно в таких условиях эти слоны прожили б'oльшую часть своей жизни — смотрители заповедника используют иные, щадящие методы дрессировки. Между смотрителем и слоном всегда есть заграждение — не только для безопасности смотрителя, но и самого животного, которое всегда может уйти,
Свободный контакт. Вот, значит, как называется, когда входишь прямо в вольер, как поступала моя мама и остальные смотрители. Я гадаю, не явилась ли смерть в нашем заповеднике и последующий его крах причиной этих изменений.
В центре «Добро пожаловать» помимо меня еще двое посетителей — у обоих поясные кошельки, на ногах носки и шлепанцы.
— Обычно мы не водим экскурсии по заповеднику, — объясняет смотритель. — Наша философия заключается в том, чтобы позволить слонам быть просто слонами, а не выставочными экспонатами.
Туристы кивают, потому что считают такое положение вещей правильным, но я вижу, что они разочарованы.
Я же изучаю карту. Центр Хохенуолда занимает не более одного квартала, и здесь нет и намека на то, что где-то поблизости широкая долина площадью более чем в тысячу гектаров, на которой гуляют слоны. Если только все животные не отправились за покупками в игрушечный магазин, я не знаю, где они прячутся.
Я выбираюсь на улицу раньше туристов, огибаю магазинчик, подхожу к маленькой стоянке для служебных автомобилей. Здесь стоят три машины и два грузовичка-пикапа. Ни на одном на дверце нет эмблемы слоновьего заповедника, они могут принадлежать кому угодно. Я прижимаюсь к окну со стороны пассажира и вглядываюсь в салон — нет ли намека на то, кому принадлежит автомобиль.
Один — явно матери семейства: повсюду на полу чашки-непроливайки и хлопья.
Еще два — парням: игральные кости и каталоги для охотников.
В следующем пикапе я нахожу кое-что полезное. Под солнцезащитным козырьком со стороны водителя торчит пачка бумаг с логотипом слоновьего заповедника.
В кузове — спутанный клубок сена, что уже хорошо: на улице так жарко, что на голом железе я бы поджарилась. Я прячусь в кузове — это стало моим любимым способом передвижения.
Не проходит и часа, как я уже трясусь по дороге к высоким железным воротам, которые открываются автоматически. Водитель, женщина, нажимает код, чтобы открыть ворота. Проезжаем еще метров тридцать и натыкаемся на вторые ворота, с которыми она проделывает то же самое.
Я пытаюсь оглядеть местность. Заповедник огражден обычным цепным забором, но внутренний загон сделан из металлических труб и кабеля. Не помню, как выглядел наш заповедник, но здесь чисто и опрятно. Куда ни взгляни — повсюду просторы: холмы, леса, пруды, пастбища. Все вокруг такое зеленое, что больно глазам.
Пикап останавливается у одного из больших сараев, и я припадаю к полу в надежде, что водитель не заметит меня, когда будет выходить из машины. Слышу, как хлопает дверь, раздаются шаги, и радостный рев слона, когда смотрительница заходит в сарай.
Я пулей вылетаю из кузова, огибаю сарай, иду вдоль забора из кабельной сетки и наконец-то вижу первого слона.
Это африканский слон. Может, я и не такой специалист, как мама, но африканского от азиатского отличаю. Пока мне не видно, самка это или самец, но слон чудовищно огромный. Хотя понятно, что другим он и быть не может, учитывая, что нас разделяют чуть больше метра и немного железа.
Раз уж речь зашла о железе — у слона на бивнях металлические наконечники. Такое впечатление, что их окунули в золото.