Время проснуться дракону
Шрифт:
Телега-то – вон она, на крытом дворе стоит, он ее, еще когда по дому слонялся, приметил. Вот только лошади не было – Дубн на ней в лес ускакал. Но, ничего, он на соседний двор сгоняет, свою приведет. Кобылка эта у дядюшки Лайсо и в упряжи бегала – он сам не раз Лошаднику помогал ее запрягать.
Когда они с соседом, не жалея телег и задов своих на тряской дороге, примчались к лесу, там действительно на крайней поляне прямо на траве лежало шестеро тяжелораненых. Кто-то слабо-слабо, но разговаривал, кто-то стонал, а
Да еще рядом топталось несколько человек в крови перепачканных.
Тай с Корром, кстати, вполне нормально одетым, над лежачими руками махали в лечебных заклятьях и потом уже обливались от натуги.
Когда их процессия из двух телег, нескольких всадников, да десятка пеших подходила к крайним домам, то солнышко уж садилось.
Потом оказалось, что деревенской знахарки на месте нет. Что и ее, и из других деревень всех, кто может лечить, еще предыдущей ночью в замок забрали – там, говорят, Мельничихин графич больно тяжко занедужил.
И пришлось Корру с Таем все самим доделывать: и кровь останавливать, и раны затягивать, и ушибы обезболивать. А они с Виком, вместе с парой баб, у них на подсобном деле были: воду из колодца таскали да грели, тряпки на бинты рвали, да подлеченных по домам развозили.
Между делом Ли и к разговорам прислушивался – как поиски проходили.
Мужички-то да парни, те, что здоровыми и не сильно покалеченными вернулись, по домам-то сразу не пошли, а прямо тут, во дворе у Дубна, рядом с ранеными и пристроились. Откуда-то появилась бутыль самогона и они, из горлышка да по глоточку, ее и опорожняли.
– Откуда у него столько силы да злобы взялось-то? – спрашивали мужики друг у друга.
– Он же спокойный всегда был. Даже по малолетству драк избегал, – недоумевали они.
– У него коса с обломанным держаком была – вот он столько народу-то и покалечил!
Как понял Ли, Стог этот был в деревне уважаем за спокойный нрав и разумность. А когда его нагнали, он на мужиков-то с той косой и накинулся, и первые, кто его догнал, больше всех и пострадали – не ожидали они от него такого. А потом он в болота утек, да там и сгинул.
Когда Лион принца спросил о том, он тоже подтвердил, что даже Ворон с Таем его выследить не смогли – пропал, как и не было его.
А мальчишечку кто-то забившемся под куст видел, да сразу не взяли, а потом тоже не нашли…
В общем, все было плохо: поиски их закончились неудачей, Корр с Таем обиходив всех кого смогли, сами были в плохом состоянии теперь, а у соседей, с приходом сумерек, начали отпевать покойниц – скорбно и протяжно – по душе, как ножом по стеклу.
Чуть легче стало, когда в дом пошли да окна наглухо затворили.
Дубн то бобылем оказался – один жил. Вот их на ночь-то к себе и забрал. А по-другому – никак не выходило! Корр с Таем совсем плохие были – их, тому же Дубну, с Виком на пару, пришлось по очереди в дом на плечах затаскивать, своими ногами от истощения они идти не смогли. И с лица оба спали: бледные, щеки ввалились и синяки черные вокруг глаз – самих теперь лечить-то бы надо…
Хозяин их, между делом, корову подоил. И стали они с принцем друзей отпаивать, по переменке, то молоком с медом, то самогоном по капельке – кто ж знает, что поможет, в их-то случае… и Дубна слушать.
А тот на стол накрывал, да извинялся. Что вот живет один, уж зим десять как. Жена его родами первыми, как померла – так и живет. Он, горемычный, по ней долго убивался – у них-то все по большой любви когда-то сладилось. Потом, как оглянулся, а вокруг только девки молоденькие – пустобрёшки легкомысленные. Так один и остался – привык уже. Только вот дорогих гостей попотчевать разносолами не может – так только: клубеньки в кожурке, еще вчера отваренные, сало соленое да капуста квашеная. Вот только хлеб свежий… еще Розанка сутра напекла, да одинокому соседу занесла.
Друзья уснули, а они втроем за стол сели потрапезничать – чем Светлый послал. Мэкнули по стопочки какой-то ягодной наливки, за упокой души доброй женщины и ее дочек – самогон-то их хозяин не стал на стол выставлять, привычно посчитав Ли за малолетку. Зажевали это дело капусткой, по клубеньку съели и сала по паре ломтиков – аппетиту, что-то, ни у кого не было. Так что и сами вскорости спать подались.
Легли-то на полу – на хозяйской кровати умученных Тая с Корром разместили. Ли, сначала было, в хлев на соломку намылился, да вспомнил, что вечером со стадом корова вернулась, и пришлось укладываться там, где постелили.
А утром, после такого тяжкого дня да не вполне мягкой ночи, проснулись поздно.
Их хозяин уже успел и корову подоить да со стадом отправить, и к ямам у реки сходить – указания работникам оставить. А теперь стоял у печи и оладьи на всю компанию жарил.
Так что утренняя трапеза в отличие от вечерней, на вкус Ли, была не в пример лучше. Дубн на стол выставил целую гору оладьев, а к ним черничного варенья. Да кроме них еще большую сковороду со скворчащими на ней ломтями сала и полутора десятками глазками яиц. А сало в яичнице – это, знаете ли, совсем другое дело!
В общем, из Середних Глинок выехали они хорошо после полудня, пока Тай с Корром не оправились, и не уверили всех, что выдержат в седле до самого заката. А именно столько им и предстояло теперь ехать до Аргилла.
Вчерашнее ужасное происшествие, в котором они, в силу Судьбы, вынуждены были поучаствовать, тяжким грузом давило на каждого. И ни чудесные бани с теплой водичкой, без какого-либо усилия с твоей стороны льющейся на голову, не умелые руки сильных парней, размявших им спины, не сумели полностью сгладить гнетущего впечатления от вчерашнего происшествия.