Время серебра
Шрифт:
В этой тишине особенно отчетливо слышно было, как стукнули о камни мостовой каблучки королевы, когда она спрыгнула с седла.
— Какое прекрасное предзнаменование, Джеральд. — Голос Бет разнесся над обомлевшей от ужаса толпой далеко и ясно. — Твои замыслы всегда будут поражать цель так же метко, как стрела из тисового лука.
Одним рывком Бет распустила стянутый узлом черный шнур и разняла венок. Еще несколько быстрых движений — и вот он, лук! Самый странный на свете лук, сложенный из многих ветвей, покрытых зеленью, и тетива у него такая, что не стрелу — копье выдержит… но это лишнее, к чему копье, лишь бы тетива выдержала
Бет нужно было пройти всего несколько шагов, чтобы оказаться возле Искорки — но Кларетта очутилась там раньше нее.
— Осторожнее, Ваше Величество, — произнесла Клари, а потом наклонила голову и что-то очень тихо прибавила. Королева посмотрела на нее с нескрываемым удивлением, покачала головой, рассмеялась, ответила Клариссе так же негромко, оперлась о предложенную ей руку и вернулась в седло.
Толпа вновь разразилась ликующими воплями. Казалось бы, звук двух пощечин должен был утонуть в этом море ликования совершенно — и все же Одри услышал его так явственно, словно бы вокруг все еще царила тишина. А потом шествие расступилось и исторгло из себя рыжеволосого человека с синевато-бледным, как снятое молоко, лицом, на котором неестественно пламенели следы двух пощечин — от — печаток маленькой, по всей вероятности, женской руки на левой щеке и отпечаток крупной, явно мужской ладони на правой.
При виде смертного венка Лэннион испытал всего лишь ужас — а теперь к горлу его подступила неизбывная сухая горечь. Так вот почему никто не увидел в толпе человека, бросившего венок! Его там и не было. Рука, швырнувшая смертный круг под копыта коней, вынула его из-под плаща капитана королевской гвардии. И метнула с убийственной точностью совершенно неприметным движением — именно так Дэвид Кестрел метал ножи в бытность свою Рыжим Дэви. Из-под плаща, точным и неприметным движением. Никак уж не рыцарское умение — однако оно не раз спасало в бою жизнь Золотому Герцогу.
Дэвид дышал тяжело и хрипло, точно загнанная лошадь, грудь его вздымалась быстро, словно он бежал куда-то на самом пределе сил, — грудь, на которой дерзко красовался ястреб Райноров. Кестрел под этим ястребом всю войну прошел — а теперь Джеральд убрал ястреба не только с гербового щита, оставив одну лишь стрелу, а и вообще прочь со своего герба, сменил ястреба на цветущий боярышник, окончательно и бесповоротно… и кто теперь бывший «ястребок» Дэви Кестрел — всего-навсего капитан королевской гвардии?
Одри готов был бы поклясться, что Рыжий Кестрел предан Джеральду до мозга костей… пожалуй, готов был даже и сейчас. Но Джеральду Дэви был всего лишь предан, и только — а перед Девой Джейн Кестрел преклонялся истово и исступленно. Да что там — Рыжий дал бы с себя шкуру содрать на сапоги для Девы. В этом все и дело. Капитан королевской гвардии понимал, что король обязан жениться, — но бывший «ястребок» не смог простить Джеральду измены. Может, впрочем, и не только ему — Лэннион помнил, как взахлеб, не стыдясь слез, плакал Кестрел, когда хоронили Джефрея де Ридо. Измена, двойная измена… и ястреб на груди — прямо в душу когтями вцепился… Дева Джейн, ее могила в Грэмтирском лесу, как же можно было так скоро забыть… и тисовый венок с черным шнуром, смертный круг, призывающий погибель, летит под копыта… Дэвид, о господи — Дэвид!
Король молчал. Он был страшно бледен, пожалуй, даже бледнее Дэвида. Пальцы его быстро сплетались друг с другом, и Лэннион понял, что Джеральд бледен от ярости. Этот жест гнева — сплетающиеся пальцы — был Одри отлично знаком. Лэннион на мгновение прикрыл глаза. Святители небесные — за что? Ну вот всего несколько вдохов тому назад Одри жаждал на мелкие кусочки разорвать мерзавца, посмевшего призывать смерть к Джеральду и Бет… но не Дэвида! Но не здесь! Но не сейчас! Не перед этими людьми, собравшимися здесь ради радости, а не ради правосудия! Это Дункан головы рубил направо и налево, расплевывая смертные приговоры, словно вишневые косточки, Дункан — слышите, вы? — Дункан, а вовсе не Джеральд… Дангельт, а не Райнор!.. но у Джеральда нет выхода. Он должен произнести приказ, неумолимо обрекающий на смерть капитана своей гвардии Дэвида Кестрела. Дэвид неловко слез с коня, прошел несколько шагов и внезапно рухнул на колени.
— Ваше Величество… — прошептал он почти беззвучно.
Он не смерти боится, отрешенно подумал Лэннион, и не пощады просит.
Губы короля раздвинулись в странной усмешке.
— Полагаю, человек, одаривший меня столь благим предзнаменованием, — четко и резко произнес Джеральд, — заслуживает награды.
Лэнниону показалось, что он сходит с ума. Или уже сошел.
— Ты будешь моим личным телохранителем, Дэви Кестрел, — прежним голосом молвил король.
Лэннион мысленно застонал. Да ущипните же меня, кто-нибудь! Я сплю… я сплю и вижу сон… потому что если это не сон, то мир взбесился и встал на дыбы… он просто-напросто спятил, этот мир, и я вместе с ним, а про короля и говорить нечего!
Покуда почти обеспамятевшего Дэвида поднимали и усаживали в седло, Одри, пользуясь моментом, приблизился к королю.
— Джеральд, ты рехнулся! — яростно выдохнул Лэннион, от волнения позабыв весь и всяческий этикет. — Я рад, что ты не велел казнить Дэви… но ты никогда не сможешь повернуться к нему спиной.
— Еще как смогу, — возразил Джеральд. — Одри, неужели вы так и не поняли?
— Что я должен был понять? — вскинул голову Лэннион.
— Я тоже не сразу сообразил, — признался Джеральд. — Вы ведь не видели, кто залепил Дэви эти две пощечины? Вот и я тоже не видел. А он — видел.
Лэннион понял — и похолодел.
— Потому он и на колени упал, — помолчав, примолвил Джеральд. — Не бойтесь за меня, Лэннион. Лучшей охраны еще ни у одного короля не было.
Воистину так, мрачно подумал Лэннион. Ты прав, Джеральд… пусть меня черти в аду с чесноком и перцем едят, если ты не прав… но лучше я буду держаться подальше от твоей правоты, потому что от нее впору ума лишиться — а зачем тебе нужен граф Лэннион без капли ума?
Лэннион и сам не приметил, как оказался не возле короля, где ему и надлежало быть, а в середине шествия — рядом с Клареттой.
— Ну и что ты скажешь об этой выходке Его Величества? — сердито спросил он, когда шествие возобновило свой ход.