Время Шамбалы
Шрифт:
Советская экспедиция пробыла в Лхасе около трех месяцев и вернулась в Москву в мае 1925 г. Переговоры Борисова с Далай-ламой не увенчались успехом, хотя их подробности во многом остаются неизвестными нам. Два года спустя (в мае 1927 г.), выступая с лекцией на заседании кафедры зарубежного Востока в Коммунистическом университете трудящихся Востока им. Сталина (КУТВ), С. С. Борисов неожиданно приоткрыл завесу тайны над своей поездкой в Тибет. В этой лекции, озаглавленной «Современный Тибет» [421] , наибольший интерес для нас представляет та ее часть, где речь идет о политической ситуации в Тибете в 1924 г. и перспективах ее развития в будущем. Эту ситуацию С. С. Борисов характеризовал как крайне сложную и нестабильную ввиду нарастающего трения между англофильской военной «кликой» — молодыми тибетскими офицерами, прошедшими подготовку в Индии, во главе с военмином Царонгом, и консервативным ламством. Разрыв с Китаем обусловил экономическую переориентацию Тибета на Индию, в результате чего в стране стала формироваться национальная буржуазия в лице военных-англофилов, основательно потеснившая лам как в торговой области, так и в деле управления государством. Сам Далай-лама, по мнению С. С. Борисова, держался «политики сидения между двумя стульями», осторожно лавируя между двумя основными политическими группировками — клерикальной и военной. В этих условиях роль ламства как силы, «организующей массы» и противостоящей военной клике Царонга, оценивалась С. С. Борисовым положительно. Особенно он выделял мелкое, рядовое ламство, тесно связанное с «нашей бурято-монгольской колонией» в Дрепунге, среди которого имелось немало русофилов — «сторонников обращения к революционной России» поскольку последняя по-прежнему считалась антиподом Англии. Что касается официальных кругов — «ответственных тибетских правителей», то их отношение к новой России было двойственным и колеблющимся. Так, Далай-лама признавал, что «значение России как фактора международной политики [теперь] почти такое же, как прежде», но в то же время он давал понять, что сомневается в «устойчивости такого положения» и потому, по словам С. С. Борисова, «прежде чем обращаться к советскому правительству официально, он хотел бы еще подождать некоторое время, чтобы посмотреть, не будет ли какого-нибудь сюрприза в этой области» [422] .
421
РГАСПИ. Ф, 532, оп. 4, д. 343. Согласно сохранившейся стенограмме, лекция была прочитана в два приема — 12 и 26 мая 1927 г. — неким Баторским, за которым не трудно увидеть главу второй тибетской экспедиции С. С. Борисова.
422
Там же. Л. 43.
О главе англофилов Царонге С. С. Борисов отзывался следующим образом: «Он демонстрирует свое искреннее расположение к нам. Он раньше бывал в Монголии, встречался с русскими. Он говорит, что с англичанами приходится вести вынужденную политику. Он рисует это наглядно, берет схемы, карты, показывает пограничные линии, точки и говорит: „Как ни бейся, англичане через несколько дней будут здесь. Попробуй обратиться к вам официально за помощью, а то еще аэропланы сделают такую штуку, как с афганцами“». (Имеется в виду использование англичанами авиации в войне с Афганистаном в 1919 г. — А. А.) В целом же Царонг показался ему человеком «новой формации» — здравомыслящим и прагматичным, таким, с которым легко можно найти общий язык. «Он ходит в европейском костюме, учит своего сына английскому языку, имеет в большом количестве французские ликеры, одним словом, европеизировался окончательно» [423] . Интерес С. С. Борисова к Царонгу легко понять, ведь тибетский главком — фаворит и правая рука Далай-ламы, играл ключевую роль на лхасской политической сцене в то время. Именно Царонг руководил проводимыми в стране реформами, что позволяло Далай-ламе оставаться в тени, не афишируя свои проанглийские симпатии. «Вообще разговоры с ним у меня велись чрезвычайно интересные частным образом», — рассказывал С. С. Борисов своим слушателям, отмечая при этом, что его общение с Царонгом и другими тибетцами было затруднено в первое время присутствием в Лхасе английского агента: «В конце концов мы дошли до разговора, что такое большевизм. Он (Царонг) говорит: „Знаете, у Вас правительство какое. Оно ориентируется на неимущих, а у нас у власти стоят люди имущие, например, я… Что будет, если Ваше учение проникнет сюда, каковы будут результаты? [424]
423
Там же. Л. 44.
424
Там же.
<…> Что такое большевики? Это люди, которые оскверняют землю. Вы такие люди, которых у нас называют [словом] тын“. Он показал это на примере так. Взял чашку и говорит: „Я держу чашку за ручку, всякий нормальный человек возьмет чашку за ручку и будет пить, а большевик возьмет чашку, отломает ручку, возьмет ее так и начнет пить, т. е. это люди, у которых нет нормального отношения, нормального подхода к вещам, которые подходят ко всему со своей меркой, шиворот-навыворот“. Свои слова он иллюстрировал тем, что вот де большевики опубликовывают договора. На это он особенно напирал: „Народ неблагонадежный. Вы попробуйте повести с ними разговоры, а потом извольте расплачиваться“» [425] .
425
Там же. Л. 45.
О гражданской войне и революции в России тибетцы имели столь же своеобразные представления — борьба между «красными» и «белыми», например, многими воспринималась как своего рода религиозный конфликт, подобный тому, что некогда имел место в самом Тибете между «красношапочной» и «желтошапочной» буддийскими школами. В то же время они имели информацию о более поздних событиях — о признании советского правительства другими странами, о национальной политике большевиков, о НЭПе. В результате, как утверждал С. С. Борисов, у тибетцев стал формироваться положительный образ Советской России. Правда, большие споры среди них вызывала советская политика в Монголии — одни говорили, что «красные» помогли монголам освободиться от китайского владычества, другие, что «красные» преследуют тамошнее ламство.
История с бегством Панчен-ламы в интерпретации С. С. Борисова выглядела так — англо-индийское правительство прежде ориентировалось на Панчена, чьи владения лежат на границе с Индией. Однако поскольку в своей индийской политике английские власти стали проводить в последнее время линию на поддержку национальной буржуазии, то и в Тибете они сделали ставку на созданную ими там военную группу. Поэтому англичане «выдали» своего прежнего друга Панчен-ламу тибетцам и «Далай-Лама провел его ликвидацию» [426] . О своей тайной встрече с Панченом на пути в Лхасу С. С. Борисов не обмолвился ни словом.
426
Там же. Л. 35.
В то же время С. С. Борисов довольно откровенно высказался о целях советской политики в Тибете: «Для нас противодействие английскому вторжению, закрепление нашего влияния разными путями в Тибете, конечно, стимулируется прежде всего тем моментом, что Тибет находится по соседству с Индией, что по существу он является заключительным звеном той нашей линии соприкосновения с Англией, которая начинается с Турции и кончается в Китае. Иметь в этом звене известную базу для идеологического проникновения в Индию, конечно, в нашей практике взаимоотношений с Англией является большим плюсом» [427] .
427
Там же. Л. 50–51.
Не менее интересны, хотя и сумбурны, рассуждения советского дипломата «о ближайших перспективах в Тибете». Характеризуя обстановку в стране, он особо отмечал «нарождение новых настроений» в связи с разложением ламства, а также крайне тяжелое положение народных масс, толкающее их на путь политической борьбы: «Нужно, чтобы появился только какой-нибудь развязывающий момент, который уже имеется в виде конфликта между ламством и военной группировкой. Несомненно, что свое влияние на массы он уже оказывает. Дело только за тем, чтобы эти настроения пошли по определенному руслу, получили определенное влияние, определенное выражение и программу, пошли по революционному руслу» [428] .
428
Там же. Л. 47.
Основную надежду на перемены в Тибете С. С. Борисов связывал прежде всего с китайской революцией: «Задачей нашей и наиболее сознательных элементов среди тибетцев, которые рекрутируются из среды ламства, задачей ближайшего времени, является установление определенного организационно-политического контакта с китайским революционным движением; это единственный, естественный, рациональный, подсказываемый всей обстановкой выход» [429] .
По словам С. С. Борисова, со стороны Гоминьдана уже делались попытки установить подобного рода контакт с Тибетом, правда, успеха они пока что не имели. Объяснял он это неудовлетворительной национальной политикой китайской народной партии — отсутствием у нее «определенной практической программы <…> платформы для совместной работы всех окраин» [430] .
429
Там же.
430
Там же. Л. 48.
Несмотря на то, что визит С. С. Борисова в Лхасу не привел к заключению каких-либо договоров с тибетским правительством, в том же 1924 г. появились первые робкие плоды советско-тибетского сближения. В феврале в Ургу из Лхасы прибыл некто Жамба Тогмат, которого А. Доржиев называет «дипкурьером от Далай Ламы». Он доставил письмо А. Доржиеву, в котором глава Тибета писал о желательности «командирования» молодых тибетцев в Россию для ознакомления с техникой порохового и ружейного дела [431] . В результате А. Доржиев, при содействии председателя СНК Бурреспублики М. Н. Ербанова, отправил в Москву в конце 1924 г. нескольких тибетских юношей, прибывших вместе с тибетским курьером. Впоследствии, в 1925–1928 гг. в Россию прибыло еще около десяти тибетцев, которые, по рекомендации НКИД, зачислялись либо в Комуниверситет в Москве, либо в Институт живых восточных языков в Ленинграде. Известно, что в последнем для тибетцев был организован «спец. класс» по изучению «порохового дела», просуществовавший, по крайней мере, до конца 1928 г. [432]
431
Там же. Ф. 17, оп. 84, д. 715, л. 12. Письмо А. Доржиева председателю СНК БМ АССР М. Н. Ербанову от 18 февраля 1924 г. 28 марта Ербанов обратился в НКИД СССР к Чичерину (копия — председателю РВС СССР Фрунзе) с просьбой дать «надлежащие указания» в связи с ходатайством Доржиева о командировании молодых тибетцев для учебы в Москву. «Лично мною заявлено Хамбо А. Доржиеву, что ЦИК и СНК Бурреспублики окажут всемерное содействие и по согласовании вопроса с НКИД и РВС СССР незамедлительно будут приняты меры к практическому осуществлению просьбы Далай-Ламы» (Там же. Л. 11).
432
Об этом свидетельствует письмо в ЛИЖВЯ из ОДВ НКИД от 2 ноября 1928 ЦГАСПб. Ф. 7222, оп. 38-с, д. 5, л. 39.
Далее, в декабре 1925 г. через Ургу в Тибет проследовал караван с русским оружием — об этом сообщал в путевом дневнике своей Монголо-Тибетской экспедиции П. К. Козлов [433] . Правда, из сообщения П. К. Козлова не ясно, о каком оружии идет речь, — о том, которое РВС СССР согласился поставить Тибету на определенных условиях летом 1923 г., или же о том, которое закупил в Забайкалье в конце 1923 г. тибетский лама Галсан, якобы по поручению Далай-ламы (в основном, трофейное оружие, оставшееся от Унгерна) [434] , и которое затем было задержано на советско-монгольской границе. При отсутствии конкретных документов мы склонны считать, что сообщение Козлова скорее всего относится к последнему — т. е монгольские власти вернули Галсану купленный товар и позволили выехать в Лхасу, дабы не омрачать отношений с Далай Ламой.
433
Архив Музея-квартиры П. К. Козлова (Санкт-Петербург). Дневник Монголо-тибетской экспедиции П. К. Козлова, 1923–1926 гг. С. 800 об. Запись от 27 декабря 1925: «… До обеда мы принимали нашего тибетца — Донира с его высоким спутником. Новое дело с Тибетом — туда отправлен караван с самым существенным для Тибета и его молодой армии… Начинают завязываться будто „дружеские отношения и сношения“».
434
Архив РГО. Ф. 18, on. 1, д. 160 (Дневник экспедиции № 1), л. 37 об. (запись от 17 октября 1923) и л. 103 (28 декабря 1923 г.)