Время собирать камни
Шрифт:
— Я только с самолёта, даже не принял душ и не переоделся.
— Ничего мы люди простые, потерпим твои миазмы, — заверил меня он, — пиши Ваня, да подробнее.
Глава 28
Я даже не представлял себе, какой это ад, когда ты становишься известным в СССР. Как бы ты ни оделся, тебя всё равно узнают на улицах. Возле твоего дома дежурят с десяток девочек пубертатного периода, и ты с этим ничего не можешь поделать. И это я уже молчу про мешки писем и телеграмм с признаниями в любви, приглашением в гости, а также бесконечными звонками от тысяч
Единственной пользой моей болтовни заграницей стало то, что Суслова и правда сняли со всех его многочисленных должностей, оставив только должность секретаря ЦК Политбюро. Потеряв контроль над десятками комитетов и министерств, он превратился лишь в тень от былого себя и это мгновенно отразилось на том, что стала печатать та же пресса. В газетах шире осветилось нападение на израильских спортсменов, а также моё участие в этих событиях, после того, как меня напечатали в капитанской форме, да ещё и с наградами, эйфория поклонения вместо того чтобы стихнуть, ещё более усилилась. Я понял, что больше так не выдержу и напросившись на встречу с товарищем Белым, попросил узнать у МИД-а, что там насчёт моей поездки в Израиль. Поскольку я писал об этом приглашении в своих показаниях, он несильно удивился и позвонил. И через неделю от них пришёл ответ, что да, меня там ждут, могу вылетать хоть завтра.
Вот только тут наметились проблемы другого характера. СССР вот уже как десяток лет прервал все дипломатические отношения с Израилем, и едва узнав, что они меня к себе пригласили сами, да ещё и на таком высоком уровне, как тут же собрался консилиум, что я могу там говорить, что нет, а особенно меня удивило, что Андрей Андреевич Громыко решил лично со мной познакомиться и поговорить.
Беседа состоялась на Лубянке, в присутствии моего куратора и самого Андропова, сильно меня этим удивив. Едва сев за стол в его кабинете, я тут же почувствовал, как между ним и министром иностранных дел существует неприязнь, хотя чему удивляться, ведь Громыко был ближайшим другом Брежнева.
— Андрей Андреевич, рад с вами лично познакомиться, — я первым поздоровался с более старшим, чем я, человеком.
Невысокого роста, в сером костюме, белой рубашкой и чёрном галстуке, он обаятельно мне улыбнулся в ответ.
— Иван, я с вами тоже, — ответил он, — ведь меня правильно проинформировали? Вам не нравится, когда вас называют по имени и отчеству?
— Всё верно Андрей Андреевич, поэтому можете говорить на «ты», я вас много младше по возрасту, — с благодарностью за понимание, склонил я голову.
— Тогда перейду к сути нашей встречи, — посерьёзнел он, повернувшись к Андропову, — Юрий Владимирович, насколько открыто я могу говорить с Иваном?
— У него полный доступ, — кратко ответил тот.
— Отлично, — обрадовался министр, — будет проще обрисовать картину.
— Если вы о том Андрей Андреевич, что мы с момента поддержки в ООН образования отдельных государств в виде Палестины и Израиля, затем планомерно делали всё, чтобы поссориться с последним, то я в курсе этих событий. Всю доступную периодику я прочитал. Также знаю, что сейчас СССР официально разорвав отношения, не может как сверхдержава объявить об их восстановлении, а Израиль, как раз этого ждёт. Все остальные встречи происходят больше не на официальном уровне.
Громыко после моих слов удивлённо на меня посмотрел.
— Я ведь говорил вам Андрей Андреевич, — хмыкнул товарищ Белый, — Ваня не просто так с нами связан.
Тот уважительно посмотрел на меня.
— Что же это ещё больше облегчает мне задачу, — ответил он, — в общем Иван, нам нужно восстановить хоть какие-то официальные каналы с израильтянами. США полностью подмяли под себя внешнюю политику Израиля и даже опосредованно на это влиять мы не можем. Поэтому приглашение, да ещё и от Голды Меир, шанс попытаться наладить эти отношения.
— Мы не планировали ставить ему такую задачу, — спокойно произнёс Андропов.
— Юрий Владимирович, — голос Громыко похолодел, — если бы КГБ не тренировало на своих базах ливийских, египетских и иранских боевиков, которые потом убивают евреев, МИД-у было бы гораздо проще налаживать отношения с последними. Поэтому мы вынуждены теперь хвататься за любую соломинку.
Они скрестили друг на друге недовольные взгляды.
— Юрий Владимирович, — прервал я затянувшееся молчание, поскольку в кабинете явно запахло грозой, — я уже думал об этом и решил, что могу помочь.
— Да? — тут удивились уже они оба, — как?
— Я поеду туда в простой гражданской одежде, вместе с одним своим хорошим знакомым, — спокойно сказал я, — нейтральный спортивный стиль, вместо военной формы позволит сгладить принадлежность нас к военным, а общая известность наверняка положительно скажется на восприятии нас народом Израиля.
— Это ты не о Юрии Алексеевиче сейчас часом говоришь? — мгновенно понял товарищ Белый о ком я, поскольку знал мой крайне небольшой круг общения.
Громыко удивлённо посмотрел на него.
— Вы как обычно правы, товарищ генерал, — я развёл руками.
Комитетчики задумчиво переглянулись, а министр осторожно спросил.
— Юрий Алексеевич — это не Гагарин ли случаем?
Мы все трое непроизвольно кивнули, а у Громыко едва не зажглись от радости глаза.
— Израиль просил, чтобы он приехал к ним во время его тура по миру, но мы им отказали, что ещё больше их разозлило, ведь в некоторых арабских странах он побывал. Так что Иван — это отличное предложение!
— Как к этому отнесётся Леонид Ильич? — спросил его Андропов.
— Это я беру на себя, — ответил Громыко.
— А я поговорю с Юрием Алексеевичем, — сказал я, — не думаю, что он мне откажет.
— Отлично, тогда если нам всё это согласуют, то встретимся через неделю? — спросил Андрей Андреевич у Андропова. Тот кивнул. Министр поднялся со своего места, демонстративно пожал руку только мне при прощании и вышел. Взгляды двух генералов устремились ко мне.
— Что? — удивился я, чувствуя себя неуютно, — Израиль — это хорошо! Если США потеряет там хоть немного влияния, нам проще будет вести дела на Ближнем Востоке!