Время спать
Шрифт:
Открываю глаза. Ник спокойно изучает мое лицо.
— Ну? — спрашивает он.
— А разве ты не должен сам написать, о чем я думал, на листе бумаги, а потом положить его в конверт и запечатать? Или еще что-нибудь в этом духе?
— Габриель, — напирает он.
У меня появляется ощущение, что Ник, возможно, не станет меня обманывать — настолько он уверен в себе; по крайней мере, в этой своей роли. Элис и Фрэн — два полюса любви и ненависти — замерли в ожидании.
— Ладно, — набираю я в легкие побольше воздуха. — Я думал об апельсине.
— Да? — сразу пригорюнился Ник. — А я был уверен, что о кошачьей миске.
— Так мы кино будем смотреть? — спрашивает Дина, воспользовавшись паузой в разговоре. Бен глядит на часы, высчитывая в уме, когда он в таком случае окажется в постели с Элис. Сейчас двадцать два часа двадцать три минуты.
— Ой, да ладно тебе, — говорит ему Элис, уводя меня от этой мысли. — Завтра же воскресенье.
В легкой полудреме, заключив друг друга в объятия, мы будем покачиваться на волнах полубессознательного.А вот и нет. Перегородка между кухней и гостиной вибрирует от храпа Ника; с неуверенностью в своих духовных силах, охватившей его после телепатических неудач, он справился, крепко заснув, так что мне опять предстоит таскать его девяностокилограммовое тело по всей квартире.
— Ладно, как хочешь, — соглашается Бен. — Но я уверен, что это паршивый фильм. Полная фигня.
— А тебя никто и не заставляет его смотреть.
Я говорю это так, будто оскорблен критикой моего выбора; на самом деле меня вдруг осенило: вряд ли мне стоит смотреть слезливый фильм в такой компании. Просто, находясь рядом, они тянут мои эмоции в три разные стороны; а когда у них (у эмоций, а не у Элис, Бена и Дины) откажут тормоза — а именно так и произойдет, если фильм окажется хотя бы вполовину такой же слезливой, как и рецензия, — одному богу известно, что тогда произойдет. Я не могу знать, куда меня понесет, когда я растекусь по дивану.
— А я бы с удовольствием посмотрела, — говорит Элис, натягивая свитер на колени. — Уже сто лет не видела нормальной фигни.
Меня передергивает от отвращения; что бы Дина ни думала, я не переношу китч, весь этот бред из серии «это настолько ужасно, что даже прекрасно». Хотя странно чувствовать раздражение к фразе, сказанной Элис. Вам может показаться, будто я готов простить ей то, чего не прощаю другим, потому что… ну, сами понимаете почему. Но вы это зря; пожалуй, я даже сознательно раздуваю пламя раздражения, снова и снова мысленно сосредотачиваюсь на том, что мне в ней не нравится, надеясь, наверное, что любовь вдруг исчезнет и я смогу насладиться зыбкой и ненадежной свободой.
— Ой, только давай без этого твоего постмодернизма, — просит сестру Дина, беря кассету в руки и скармливая ее видеомагнитофону. — Либо полная фигня, либо нормальный фильм.
Магнитофон выплевывает кассету, только очень медленно. Возможно, он пытается нам на что-то намекнуть. А может, он просто в шоке: «Вы что? Это же не порнография!».
— Прекрасное вино, Бен, — хвалит мужа Элис, намеренно игнорируя выпад Дины.
Я делаю глоток. Вот черт — действительно хорошее вино.
Дина резко запихивает кассету обратно; на этот раз магнитофон решает заглотить ее от греха подальше.
— А мы будем звать… эту… как ее зовут? — спрашивает Бен.
— Кого? — не понимаю я.
— Подругу Ника. Наверное, стоит поинтересоваться, хочет ли она тоже посмотреть фильм.
— Фрэн?
— Ну… А может, мы оставим хотя бы надежду на приятное времяпрепровождение? — просит Дина, садясь на диван рядом со мной.
Она одновременно нажимает кнопку перемотки на пульте от магнитофона и кнопку «5» на пульте от телевизора — экран оживает. Сквозь бегущие по нему черные полосы можно разглядеть взрыв, погоню на лодках, поцелуй и слова «Пощады не будет» — обычный набор для анонсов никому не известных фильмов в начале кассеты.
— Ну не настолько же она гадкая? — говорит Элис.
Дина бросает на меня взгляд и приподнимает бровь, я по мере сил отвечаю ей тем же; мы знаем больше, чем они. Элис поворачивается к Бену:
— То есть… у нее, наверное, добрые намерения?
Он слегка выпячивает нижнюю губу:
— Похоже на то.
— Вполне возможно, что намерения и у Муссолини были добрые, — говорю я.
— А она… — на мгновение замолкает Элис, рассеянно переводя взгляд на Бена, — еврейка?
Дина хохочет в ответ:
— Ты что, ослепла? Это на какие ж еще гены можно возложить ответственность за такойнос?
— Дина… — начинаю беспокоиться я.
— Лицо у нее еврейское до безобразия, — решительно заявляет она.
Теперь я гляжу на Бена, поборника веры. Если честно, то это предельно точное описание лица Фрэн; но мне кажется, что Дина зашла слишком далеко. Я даже выдохнуть не решаюсь. Бен, опершись о плечо Элис, молча встает и идет к двери.
— Уже уходишь? — спрашиваю я, отчаянно пытаясь разрядить обстановку.
— Фрэн! — громко зовет он, стоя в проеме двери. — Фрэн!
Звук поворачивающейся ручки, потом скрип открывающейся двери. Пауза. Надо полагать, она сейчас многозначительно на него смотрит.