Время своих войн-1
Шрифт:
Тела в ночной прохладе горят ярким пламенем, все сложнее его отсекать, ночь больше не может служить покрывалом, спасительницей. Придется переходить на иное, дерзкое, наглое, работать быстрее, чем прежде, и днем. Тепло же отсекать простыми подручными, вплоть до индивидуальных целлофановых укрытий, и иных отражателей тепла. Не так уж надолго и надо. Еще придется поставить многослойные фильтры и значительно удлинить отдушины в зимних схронах.
Поговорили о приборах, что могут обнаружить пустоты в земле, а в некой поганой перспективе, возможно, даже и с вертолета - значит, в районах действия надо создать как можно больше ложных пустот - помогать природе. Их и так достаточно: дерево вырвало
– положи поперек несколько сухостоин, навали сверху сучьев и еще лапнику, дел на десяток минут, а польза навсегда. О таких приборах поговорили, что свежие тропинки высвечивают. Но и раньше собственного следа не топтали - первый принцип разведки - никогда одним путем не ходить, потому особо не обеспокоились. Разработка для дилетантов.
О человеческом факторе - успокаивая себя, о том, что как бы не был хорош прибор, а без толкового оператора он... И человеческий фактор все еще остается решающим.
– Работать днем, отсыпаться ночью, вот в общем-то и все, - говорит Первый.
– Организму здоровее. Схроны все еще актуальны. Ставить больше маленьких индивидуальных. По принципу цепочки или виноградной грозди.
– Схрон кто-то лепит странный, ни к месту, ни ко времени, - напомниет Петька-Казак.
– Вот здесь!
– отметил ногтем.
– Меньше чем в полста метрах от реки. С нее заходит, в нее и уходит, словно бобер какой-то, по берегу вдоль следа нет - я проверил. Ставим засаду?
– Нет времени.
– Неправильно это, - возражает Казак.
– Очень странный схрон. Еще не закопан. Конусом из глины. Зачем из глины, когда дерева полно? Я такие сооружения - ну очень похожие!
– только в Африке и видел, там, где совсем жарко. Каким боком здесь взялся? Уже и обожжен. Смола рядом сложена - вар. Кастрюля большая. Мазать будет смолой, прежде чем закапывать..
– С нашим следом не пересекался? О нас знает? Твои хождения не мог засечь?
– Нет, я же говорю, он с реки заходит и обратно туда же, как бобер, его повадки. Еще и хатка эта...
– Глиняная?
– Нет, там еще одна есть, по-настоящему бобровая, у самой воды. Старая, похоже, что не жилая. Я таких больших не видел. Здесь вообще-то, если заметили, бобры норы роют под берег, под коренья, где рыхло, в чернозем, в ил слежалый, а поверху ольха, корни переплетаются. Именно так устраиваются. А этот, словно от ортодокса какого-то бобрового. ...
– Эй, Африка! Не может так быть, что это за твоими девками пришли - жених или брат? Окапывается?
Казак отмахивается.
– Бред сивой кобылы!
– Шатун откуда-то из этих мест. Он и в Африке был. Вот было бы совпаденьеце.
– Ты про Шмеля? Про Шалого?
– Да.
– Давно косточки обглодали. Сгинул в Эритреи!
– уверенно заявляет Казак.
– А... Ну, если так. Но занятно было бы.
– О пустом беседа! Если бы, да кабы...
И только один, не верящий в приметы, интересуется:
– Как сгинул?
– Накрыло и заполировало. Вчистую! Он пешим макаром на головную базу повстанцев вышел, сообщил, что сборище, да остался наводить на цель, а те хохлы, что на "Сухарях" там подрабатывали, с радости, что, наконец-то, обнаружили, и большие премиальные будут, весь свой груз на квадрат вывалили - по площади сработали, а для надежности, потом еще и напалмом прошлись... Тут никакая индивидуалка не спасет.
Помянули...
Африка! Локальных войн не бывает (сие выдумано либо журналюгами, либо манипуляторами, что над ними), все "локальное" не война, а дворовая разборка. Всякая война - вне рамок, она вовсе не думает удержать себя в границах неких правил или некой территории, она пылает так, как ей "горится". Ей необходимо топливо, а также те, кто это топливо будет шевелить...
Под более низкие расценки на жизнь (за какие "европейский пассионарий" курковым пальцем не шевельнет), русские и украинцы бросились в этот африканский котел с воодушевлением, внеся сумятицу в умы африканцев. Предназначенные воевать за отдельные корпорации, которые, споря между собой, выторговывали главное - чтобы 3 процента населения и дальше прожирали 40 процентов мировых ресурсов, появившиеся там славяне, внесли некую новую струю в африканские войны, где до сих пор воевали ни шатко ни валко - без особого ожесточения, если не считать, конечно, периодически вырезаемые до одного человека поселки крестьян - но и тут исключительно "по делу": религиозному, национальному, либо клановому признаку - что в общем-то происходило всегда. Русские и украинцы же на тех территориях и друг против друга воевали так, будто защищали собственную родину - бросались под танки со связками гранат, прикрывали командира собственным телом, не сдавались в плен, подрывая себя... Из-за чего они казались африканцам дикими, нецивилизованными пришельцами.
До чего же интересно: переставь акценты и ты уже дикарь в глазах тех же африканцев.
Когда же это началось, что столь ожесточенно не в собственных войнах?..
Народились пассионарии! Приднестровские казаки... Что им было до той, уже позабытой, войны армян с азербайджанцами? Однако, пришли, воевали, как деды, да и полегли все, только остались две девушки санитарки...
– Кина про это не будет!
– бросает реплику Лешка-Замполит.
– Выдумают про брошенную на произвол судьбы "девятую роту" - курвы!
– Не всяк Бондарчук - Бондарчук.
– Теперь за то, чтобы осиновый кол Меченому в жопу!
Тост у Петьки-Казака, как всегда, незатейливый, но душевный, потому выпивают и за это.
Простой, как валенок, Миша-Беспредел, очень похоже недавно начитавшийся "про древних греков", набросив простыню через плечо (любит он простыни - даже с собой, по возможности, возит - сибаритствует) пьет красное вино из ковшика, плеснув туда перед тем изрядно ключевой воды. Впрочем, этими глупостями занимается недолго - под беззлобную ругань, что переводит два хороших напитка, "перевербовывается", снова становится русским - переходит на водку. Эти стопочки Мише-Беспределу также, что слону дробинка, но не жалуется.
Извилина, не изменяя себе, раз за разом пригубляет красное вино, но в бокале почти не убавляется. Федя-Молчун исключительно одну ключевую воду, а Сашка-Снайпер прикладывает к губам рюмку чисто символически. Остальные, если не считать Седого, выпивши изрядно, но не настолько, чтобы сломалась общая беседа на несколько отдельных трепов, и совсем далеко от того, когда каждый говорит только за себя и себя же слушает.
По животу корм, по уму - разговор. Какой водой плыть, ту и воду пить. Разговоры шли от одной реки: про смысл, про жизнь, про Россию... Потом свернули в протоку.
– Между прочим, этот фетишист до сих пор тельняшку свою хранит, едва ли не с первого года службы!
– к чему-то говорит Замполит, указывая на Мишу-Беспредела.
– Точно, что ли? Это не ту ли, у которой ты рукав оторвал, когда уходили налегке, и Сеню ранило?
– Ну.
– Что, так и без рукава носишь?
– Ну.
– Всерьез?
– Ну.
– Во, занукал, блин. Сопрела уже, наверное? До дыр застирал?
– С собой ношу. Одеваю, может, раз-два в год, когда сложности предвидятся - счастливый тельник. Помогает.