Время таяния снегов
Шрифт:
– В охране социалистической собственности, а днем по совместительству развожу продукты по магазинам.
– Вон там я живу,– показал Василий Корнеевич на маленькую сторожевую будочку возле приземистых складов, прилепившихся к склону крутой голой сопки. Возле будочки высились остроконечные горы кристаллической каменной соли, штабеля кирпича, рулоны толя…
– Все это я охраняю,– с гордостью сказал Василий Корнеевич и тихо добавил: – Конечно, не один.
Телега прогромыхала по мостику, проложенному над мутным потоком, от которого поднимался пахнувший мылом туман.
– Там баня,– сказал Василий Корнеевич.– Я тебя отвезу к младшему брату. Он работает сезонным грузчиком. Живет в общежитии. Там можно для тебя найти место.
Прошла неделя. Ринтын уже освоился с жизнью в Гуврэле. Целыми днями он один бродил по строительным площадкам или через дыру в заборе пробирался в порт и часами смотрел, как грузятся углем океанские пароходы. Огромный кран, как чудовищное животное, вгрызался в угольную кучу. Ковш с зажатыми зубами повисал над пароходным трюмом, раскрывался, и уголь поглощала ненасытная океанская громадина.
На многих кораблях с самого утра по радио транслировали пластинки. Разноголосая музыка гремела над бухтой, переплетаясь с грохотом лебедок, лязгом цепей и криками: “Полундра!”, “Майна!”, “Вира!”
Жизнь порта казалась необыкновенно загадочной, и не верилось, что здесь работают такие же, как и он, чукчи.
Люди приходили с работы усталые, грязные, в угольной пыли. Они долго мылись прямо на улице, отвернув кран уличного водопровода, затем отправлялись в столовую. Пока у Ринтына были деньги, он ходил вместе с ними, ел вкусный флотский борщ из больших жестяных мисок и гречневую кашу с тушенкой. Грузчиков кормили хорошо, и за несколько дней Ринтын поправился.
Он устроился вместе с Гришей Кавраем, юношей безнадежно влюбленным в нормировщицу Пэлянны, которая жила в том же бараке в женской половине. К Пэлянны ходил крановщик Борис Борисович, великан с большими красными руками. Рассказывали, что, когда к Пэлянны начал захаживать Борис Борисович, Гриша Каврай вдруг вынес на рассмотрение собрания жильцов предложение – не пускать по вечерам посторонних в барак. Большинство жильцов поддержало это предложение. На двери были навешены особо прочные запоры. Но каково было удивление Гриши Каврая, когда на следующее утро мимо него как ни в чем не бывало прошагали Борис Борисович и Пэлянны. Оказалось, что предприимчивая в любви Пэлянны распорола парусиновую стенку палатки возле своей кровати и наутро аккуратно ее зашила. Надо заметить, что палатка изобиловала таким количеством заплат и зашитых прорех, что еще одна дыра была мало заметна.
Гриша Каврай спал на нижней – кровати, а Ринтын на верхней. Металлические кровати были сварены прочно и, когда по ночам ворочался Каврай, Ринтын рисковал слететь на пол и свернуть себе шею.
…Пароходов на юг все еще не было. Они шли на север, везли лес, продукты, оборудование для полярных станций. На одном пароходе была даже целая животноводческая ферма. Два дня над бухтой слышалось грустное, протяжное мычание коров, заглушавшее музыку.
Скромные сбережения Ринтына таяли с каждым днем.
Вскоре ему пришлось отказаться от сытных обедов в портовой столовой и перейти на питание дома. Он брал банку свиной тушенки, полбуханки хлеба, и этого ему хватало на весь день. В кипятке недостатка не было: в бараке с утра до вечера на железной плите стоял бак с водой.
– Почему бы тебе временно до парохода не поступить на работу? – предложил как-то Каврай.– И талоны на еду дадут и на дорогу заработаешь.
Каврай сам сводил Ринтына в портовую кондору.
Начальник отдела кадров внимательно выслушал Ринтына.
– Мы тебе поможем, молодой человек,– сказал он, упираясь большими пальцами в зеленое сукно стола, и позвал: – Валя!
В комнату вошла тоненькая девушка.
– Возьмите у молодого человека паспорт и оформите временно тальманом.
Ринтын даже вспотел.
– У меня нет паспорта,– выдавил он из себя.– Есть только справка Улакского сельского Совета.– Он протянул начальнику отдела кадров сложенную бумажку.
– Вам пора получать паспорт,– сказал начальник.– Сегодня же сходите в паспортный стол к Папазяну. Фотография есть?
– Есть,– ответил Ринтын. У него оставалось несколько фотографических карточек еще с того времени, когда получал комсомольский билет.
У кабинета Папазяна долго ждать не пришлось. За столом сидел черный мужчина с выбритыми до синевы щеками и маленькими черными усиками.
– Садысь,– сказал он Ринтыну и улыбнулся.– Паспорт выдадим. Дело за небольшим: необходимы имя и отчество.
Ринтын, ободренный улыбкой милиционера, ответил:
– Но ведь у чукчей нет имени и отчества. Вот меня зовут Ринтын, и все. Скажем, как в древности называли Гомера, Аристотеля и других. Есть и еще один исторический пример: все короли носили имя с номером.
– Ай-ай-ай! Зачем комсомольцу брать пример с королей? Зачем в эпоху социализма мерить жизнь по древним образцам? Раз в паспортном бланке есть соответствующие графы, следовательно, они должны быть заполнены. Если затрудняетесь, могу вам подсказать. Хотите, как Пушкин, быть Александром Сергеевичем? Нет? Не нравится? Думайте, думайте, молодой человек. Рано или поздно вам придется обзаводиться именем и отчеством.
Ринтын лихорадочно перебирал в уме знакомые имена.
– Можно Анатолием Федоровичем?
– Можно,– ответил Папазян.– Так и запишем.
Он обмакнул перо в бутылочку с тушью.
– Подождите! Подождите! – остановил его Ринтын.– Я ведь должен его спросить. Я сегодня же съезжу на другой берег. Он там работает начальником полярной станции.
– Анатолий Федорович! Я его знаю. Сомневаюсь, чтобы он разрешил воспользоваться его именем и отчеством,– улыбнулся Папазян.– Как-никак человек занимает ответственный пост.
– Попробую все-таки,– тихо сказал Ринтын, в душе радуясь предлогу навестить Анатолия Федоровича и Лену.