Время темной охоты
Шрифт:
– Хорошо смотришь, Панчуга!
– Зачем звал?
– Погоди. Видишь, дела?
И снова занялся другими. Он не замечал его, даже нарочно не замечал, тыкал пальцем в разные стороны, звал кого-то, кого-то гнал прочь, а Виктор переминался, переминался, пока наконец не потерял терпение.
– Так что насчет меня, Косматый? Погода портится.
– Ты погоди с погодой. Ты мне, знаешь что?
– Косматый не смотрел на Виктора, выискивал кого-то глазами.
– Вот что. Ты скажи, какое у тебя на катере оружие?
–
Но Косматый уже отвлекся, снова забыл про Виктора. Правда, был такой момент, когда деловой вид стерся с его лица, глаза расширились, рот съехал набок и проступила такая страшная тоска, что Виктору стало не по себе. Но Косматый тут же набычился, еще больше пригнулся к столу, рявкнул:
– Гжесь, погоди-ка!
Высокий рябой колонист, собиравшийся было уйти, обернулся и неприветливо спросил:
– Ну?
– Ты же все равно своего Омара сейчас вызывать будешь, правда?
– Что, нельзя?
– Так ты ему скажи, пусть с пеулами договорится, - в голосе Косматого слышалось непонятное торжество.
– Пусть они идут сюда с лопатами, норы боевые строить помогут. Да пусть колючек метательных побольше приволокут.
– Омар не пойдет, - угрюмо пробурчал Гжесь, - Омар не захочет драться.
– А чего еще твой Омар не захочет? - вскинулся Косматый, мгновенно ярясь (но тоска, тоска проглядывала сквозь его ярость).
– Погоди, Панчуга, сейчас. Что тебе тот Омар? Он и десяти лет здесь не прожил, только все портит.
Виктору показалось, будто шум бури усилился, но это было не так, просто смолкли все разговоры в библиотеке.
Гжесь тяжело поднял глаза на Косматого:
– Омар не хочет, чтобы ты командовал нами.
– Да ну?
– притворно удивился Косматый и почти лег подбородком на стол.
– Он говорит, что ты не имеешь права делать с нами все, что тебе захочется, что люди устали от тебя.
Косматым не сразу справился с лицом, сглотнул, прищурил глаза, выпятил губы.
– Дальше.
– Ты всем надоел, вот что он говорит.
Косматый загадочно улыбнулся, поманил Гжеся пальцем:
– Иди-ка сюда!
– Нам и без того трудно, а тут еще и на тебя спину ломай.
– Ближе.
Гжесь бубнил и бубнил, он уже не мог остановиться. Он нехотя, шаг за шагом, приближался к столу.
– Палку!
Ему подали непонятно откуда взявшуюся палку.
Ну, так!
И мгновенная серия ударов, справа, слева, по лицу, по животу. Гжесь отшатнулся, заслонился руками, взвизгнул, не удержавшись, упал на спину, тогда Косматый вскочил со стула, отбросил палку. Успокоился. Сел. Кто-то бросился поднимать Гжеся, но Косматый крикнул:
– Пусть сам!
Гжесь корчился на полу, пытаясь встать.
– И будь доволен, что так кончилось. Убирайся!
Гжесь наконец встал, пряча глаза, вытерся рукавом, сплюнул кровь,
Народ понемногу стал рассасываться. Наконец у Косматого и для Виктора нашлось время.
– Панчуга, - сказал он, потирая ушибленную руку. - Оставайся.
Понимаешь, без тебя здесь никак.
– Я против Земли не пойду, - тупо ответил Виктор.
– Я ведь тебя вижу, Панчуга, - почти ласково произнес Косматый, - ты так упрямишься, потому что знаешь - деваться тебе некуда.
– Ну, подумай сам. Косматый, ведь Земля! Что ты против нее можешь?
– Так ведь я, Панчуга, что думаю. Разве пойдут они полторы тысячи убивать? Если драться-то будем? Ведь не пойдут, а, Панчуга?
– Да они вас...
– А мы их из пушечки из твоей нейтронной встретим. И пожгем кораблики.
А они все равно не пойдут. Гуманисты! А как же!..
В своем роде Косматый определенно был великим человеком. Лицо его меняло выражение без малейших усилий. Предельный гнев, вдохновение, деловитость, нежность, хитрость, будто множество совершенно разных людей по очереди входили в его тело с одной только целью - убедить. Но Виктор еще держался. Он даже представить себе боялся, что может остаться на стороне этого... спятившего дикаря.
– Ты про катер забудь, Косматый, - как можно тверже отчеканил он. - Я против Земли не пойду. Считай, что поговорили. Все. Пока.
Косматый погрозил ему пальцем и захихикал:
– А ведь врешь, уже поддаешься, еще немного - и будешь готов. Тебе только на людях неловко. Так это сейчас!
– Косматый поднял глаза к уальцам и с дурашливой серьезностью выкрикнул: - Вон! Все вон! Панчугу вербовать буду!
– Хватит, Косматый, я пойду.
– Стой! Подожди! Сейчас!
– Косматый вскочил из-за стола, бросился к колонистам.
– Ну, кому говорю, давайте! Сейчас, Панчуга, сейчас!
– и стал выталкивать их в дверь. Вскоре библиотека опустела, только Друзья остались. Теперь они сидели рядышком у заколоченного окна. Выла буря.
– Вот сейчас и поговорим, - потирая руки, засуетился Косматый. А и не выйдет ничего, все равно хорошо. Ведь мое. Панчуга, здесь и поговорить не с кем. Главный я тут. А с главным особенно не разговоришься. Все свои какие-то дела у всех, чего-то хотят, да и боятся... А мы с тобой вроде как равные. Да ты садись, садись. Вот, болтуна выпей.
– Пойду я, Косматый, - неуверенно произнес Виктор. (Только не поддаться, только бы выдержать!)
– Ты ведь просто зарежешь меня, Панчуга, если уйдешь. Ты пойми.