Время терпеливых (Мария Ростовская)
Шрифт:
Время от времени заходил владыко Кирилл, также немало тяготившийся неизвестностью в здешнем заточении. С ним Марии было проще — умел вдохновить и утешить епископ ростовский. Однако глаза его выдавали. Грызла туга-печаль и Кирилла, не отпускала.
Как это, оказывается, трудно — ждать…
В горницу, где коротала время княгиня ростовская, с топотом ворвался Борис Василькович.
— Мама, мама, а Гунька воробья поймал и с перьями съел!
Мария подхватила сына на руки, с силой прижала к груди. Родная кровь…
— Ну ты-то воробьёв есть не станешь, надеюсь?
Борис
— Я что ли кот, как Гунька? Мама, а поедем кататься! Поедем, а? Там такое солнышко!
"Устами младенца глаголет истина", вспомнила Мария любимое изречение отче Савватия. Зря, ой, зря оставила она книжника в Ростове. Мало что не хотел, княжий человек, приказать надо было, и покорился бы… Где-то он сейчас?
— Ну мама… Ну поедем в санках, а? — тянул за подол Борис.
— И то, Бориска. — княгиня встала. — Поедем, проветримся малость.
— Ага! — радостно запрыгал мальчик. — А там и папа приедет за нами, да?
Душевное равновесие, кое-как восстановившееся при виде сына, будто волной смыло. Проветриться… Удавиться впору, а не в санках кататься…
— Всё, Бориска! Беги на двор, я позже приду.
Во дворе родился шум, Мария выглянула в окошко и обомлела. Боярин Воислав Добрынич и с ним с полсотни верхоконных. Сердце ухнуло в ледяную купель. Сам приехал, не гонца послал — это неспроста…
— А ну-ка, Борис, пусти!
Мария шла стремительно, так, что подол развевался на лету, не глядя перешагивала пороги. Выскочила на крыльцо, и только тут сообразила — простоволосая выскочила! Распустилась вконец, одичала в глуши… Да наплевать!
— Говори, Воислав Добрынич. — Мария сама удивилась, до чего ровным вышел голос.
Боярин не знал, куда девать глаза. Поднимет, опустит, опять поднимет…
— Беда, госпожа моя. Погиб наш князь, Василько Константинович. Замучен зверями двуногими. Но тело его мы нашли и погребли по обычаю христианскому, не сомневайся…
Возможно, боярин говорил ещё что-то, но Мария уже ничего не слышала. В голове, как в бочке, глухо раздавались чужие, непонятные слова, подавляемые нарастающим звоном…
— Воды! — боярин Воислав навис над ней, поддерживая. Кто-то уже совал кружку с водой. Мария оттолкнула её рукой.
— В Ростов…
— Ладно ли, госпожа? Татары до сих пор…
— В Ростов! Я сказала. — мёртвым железным голосом произнесла Мария, недвижно глядя перед собой. — Исполнять.
Боярин поперхнулся.
— Как скажешь, госпожа моя…
…
Походный шатёр Бату хана был ярко освещён множеством свечей и коптящих плошек с бараньим жиром. Бату-хан с детства не любил темноты.
Джихангир лежал и глядел на роскошные шёлковые драпировки, украшавшие его шатёр сверху донизу. Когда-то, не так давно, ему нравилась вся эта роскошь, все эти блестящие золотые вещицы, украшенные каменьями… Но ко всему этому привыкаешь быстро, и вскоре перестаёшь замечать.
Молодой монгол думал. Он думал так, что голова трещала. Да, всё это золото, жемчуга и каменья — всё мишура, прельщающая лишь глупцов. Главное — это власть. Да, у того, в чьих руках власть, будет и всё остальное — и золото, и парча, и алмазы размером с кулак, и дивные кони, и роскошные красавицы… А у того, у кого нет власти, отнимут и всё прочее. Отнимут те, кто имеет власть.
Наедине с собой можно и не придуриваться. Бату-хан не единственный кандидат в Повелители Вселенной. Есть и другие желающие, и их немало. Сколько их уже, тех, в ком течёт благородная кровь его деда, великого и мудрого Чингис-хана? И каждый считает себя вправе… Нет, власть, поделенная между многими — это не власть. Повелитель Вселенной может быть только один, и это будет он, Бату-хан!
А золото, самоцветы и парча — что ж… У них своя роль. Это приманка для монгольских воинов. Для славных, могучих и непобедимых воинов, цвете и красе Вселенной…
Бату-хан усмехнулся. Да, он говорит своим воинам такие слова. Они очень любят хорошие слова, эти могучие и непобедимые воины. Эти безмозглые бараны, идущие на убой…
Да, конечно, и золото они тоже любят. Но золота в мире не так много, и основная часть его достаётся отнюдь не простым нукерам, тем более рядовым номадам. Золото — для ханов, нойонов и славных багатуров, его соратников… А для простых воинов у Бату-хана есть много-много хороших слов.
Да, всё в мире имеет своё предназначение. Бату-хан, например, рождён для того, чтобы стать Повелителем Вселенной. Бараны рождаются для того, чтобы дать вкусное мясо и тёплые шкуры. Кони — для того, чтобы скакать на них. Жены — для того, чтобы ухаживать за Бату-ханом, ублажать его. Молодые девчонки-наложницы — для мимолётного баловства. А монгольские воины должны завоёвывать для него, Бату-хана, Вселенную, своими трупами выстилая дорогу к Последнему морю, дабы Повелитель мог омыть в нём копыта своего коня.
Да, этот поход был удачным. Сколько деревянных городов урусов обращены в прах под копытами его белого скакуна! Огромные богатства, накопленные урусскими князьями и боярами, достались ему. Золото, парча, самоцветы и жемчуга… А сколько здоровенных русских баб и красивых молодых девок взято в плен… У многих волосы отливают чистым золотом… Да за такой товар можно взять, пожалуй, и побольше, чем захвачено золота и серебра в урусских городах.
А мастера какие! Всё могут, всё умеют… Он, Бату-хан, отправит их в Каракорум, в подарок великому Повелителю Вселенной, самому хагану Угэдею. Пусть порадуется. Если всё получится, Бату-хан вскоре сам станет хаганом, Повелителем Вселенной, так что это, в конечном счёте, подарок самому себе.
И вот теперь впереди его ждёт ещё один богатейший урусский город, Ноугород. По слухам, самый богатый из всех, разве что их древняя столица Кыюв может сравниться с ним по размерам и богатству. Всего два неспешных перехода, и великий город ляжет пред ним…
Бату-хан усмехнулся. Ляжет-то он ляжет, да не так просто. Как та урусская девка, едва не выбившая ему глаз, когда он в великой милости своей пожелал её. Он отдал её своим нукерам, а после с неё содрали шкуру живьём, но всё равно в душе Бату-хана осталось неприятное воспоминание…