Время терпеливых (Мария Ростовская)
Шрифт:
Сыбудай сидел и как будто дремал, но хорошо знавшие его понимали — старик не пропустит мимо ушей ни одного нужного слова, и видит всё сквозь щели своих пергаментных век. Это он настоял, чтобы Бату-хан немедленно стянул сюда все лучшие силы летучей конницы, оставив огромные обозы с добычей и пленными под охраной третьесортных бойцов. Обычно при штурмах городов монголы пускали всякую рвань и голь вперёд, чтобы она своими телами прокладывала путь ударным силам. Но не сейчас. У князя Георгия действительно сильное войско, а против сильных бойцов надо выставлять не менее сильных.
— …
— Всё будет так, как ты сказал, мой Бату, — невозмутимо ответил старый монгол, чуть поклонившись. И все разом ожили:
— Да здравствует наш джихангир, великий Бату-хан!
Люди задвигались, вставая, задом пятились к выходу, низко склонившись. Когда все вышли, Бату оглянулся на неподвижно сидевшего Сыбудая.
— Всё ли верно я сказал, мой Сыбудай?
— Всё так, мой Бату. И не сомневайся в Бурундае. Он справится. Скажу больше — у тебя по сути вырос второй Джебе.
— Силы Бурундая и коназа Горги примерно равны…
— Если я сказал — справится, значит справится, мой Бату, — немного резче, чем следовало бы, произнёс Сыбудай. — Хотя бы потому, что хочет жить. Поверь, я редко ошибаюсь в людях.
…
— Ку-каре-ку-у-у!
Князь Георгий Всеволодович проснулся от петушиного крика. Петух горланил и хлопал крыльями, радостно приветствуя восходящее светило. Князь поморщился — курей уже развели…
— Векша, спишь?
— Уже не сплю, княже!
Бойкий паренёк-слуга стоял на пороге с полотенцем через плечо и кувшином в руках.
— Идём на улицу, мороза нет нынче, — князь нашаривал босой ногой валяющиеся под лавкой домашние поршни.
Умываясь у крыльца, Георгий снова и снова ворочал в голове думы, оставленные вчера за поздним временем. Последняя весть от князя Михаила была в последний день февраля. В ней он выражал тревогу и сожаление отсутствием связи.
Настроение начало стремительно портиться. Да, это было последнее послание. А первого поганые, рыщущие уже повсюду, набрели-таки на тайную избушку Ропши, казалось бы, надёжно схороненную в глухой чащобе. И гонцы, отправленные туда, пропали. Вчера только удалось отыскать их обезглавленные трупы…
— Сегодня третье, Векша?
— Четвёртое уже, княже!
Ничего, думал князь Георгий, ожесточённо растираясь полотенцем. Ничего… Весна скоро, половодье. Смоет поганых, как навоз… Если сами не уйдут в ближайшие дни.
Огромный русский стан просыпался, где-то слышалось мычание, где-то блеяли овцы… Да, растянулось хозяйство. Воевода Дорож правильно говорит — если нападут внезапно, собрать всех воедино можно и не успеть…
— Слышь, Радослав… — обратился он к старшему наряда охраны. — Как воевода Дорож подойдёт…
— А вот и он, воевода то есть!
К княжьим хоромам приближался всадник, во весь опор. У Георгия Всеволодовича кольнуло сердце.
Воевода Дорож осадил коня с разбегу, так, что тот взрыл копытами утоптанный снег.
— Беда, княже! Подымай все рати! Поганые наступают!
— Тревогу подымай! — взревел Георгий, бросая полотенце испуганному пареньку. — Ты — к князю Димитрию! Ты — к Васильку Константиновичу! Ты — к Святославу Всеволодовичу, живо! Дорож, передовой полк поведёшь!
…
Бурундай втянул ноздрями воздух. Да, теперь уже и человечьего чутья хватит, чтобы определить, что впереди человеческое жильё.
Ветви деревьев расступились, открывая взору многочисленные строения, раскиданные на обширном пространстве — большие приземистые избы, амбары, хлевы, конные дворы… Целый город построили, усмехнулся Бурундай. Да, если бы всё это хозяйство обнесли высокой стеной, с земляным валом и глубоким рвом… А впрочем, сами по себе заборы, сколь бы они ни были высоки, победы не приносят. Побеждает атакующий!
Над урусским лагерем пронёсся рёв боевого рога, и из всех изб разом повалили русские воины, разбираясь по сотням. Медлить больше нельзя ни секунды.
— Уррагх! — Бурундай выдернул из ножен длинный японский меч.
Монгольское войско взорвалось диким воем. Лавина конницы хлынула из лесу, готовая затопить русский стан, но передние кони вдруг разом начали валиться, оглашая округу ржанием. Бурундай злобно выругался — только сейчас он заметил рогатки, заострённые колья которых торчали повсюду меж засыпанных снегом кустов. Очевидно, под снегом таились ещё и неглубокие ямы-ловушки, в которые проваливались конские копыта, и кони ломали ноги на полном скаку.
— Дэлгэр, в обход слева! Все остальные за мной!
Рой стрел, выпущенный из мощных русских луков, обрушился на передние ряды атакующих, основательно проредив их.
— А, проклятые урусские свиньи! Стрелять на ходу! Уррагх!
Обходя рогатки, конный тумен Дэлгэра с ходу врезался в торопливо подравнивающиеся порядки русской пехоты, не дав ей закончить развёртывание. Но из глубины лагеря уже выдвигались основные силы русских, разворачиваясь в привычный русскому войску порядок — полк правой руки, полк левой руки и посередине большой полк, над которым развевался стяг самого великого князя Георгия. Они спешили на помощь своему передовому полку, и их было много, очень много. Бурундай хищно оскалился и зашипел, точно кот. Да, это будет трудно.
…
— Ровней, ровней, други! Держаться!
Князь Георгий окинул взглядом поле битвы, заполненное орущими, воющими, визжащими по-звериному людьми. Всё пока шло не так плохо. Полк правой руки под водительством князя Дмитрия Константиновича продвигался вперёд, шаг за шагом оттесняя поганых. Полк левой руки, под командой князя Василько Константиновича, на которого обрушился самый мощный удар, стоял как вкопанный. Большой же полк, под командой князя Георгия лично, успел подойти на помощь воеводе Дорожу, и теперь вражескую конницу встречал лес ощеренных копий, грозно сверкавший на солнце.