Время умирать
Шрифт:
«Господи, да я ведь люблю его, — подумала она, поражаясь глубине собственных чувств. Под лучами солнца его кожа приобрела цвет красного дерева, и все же на ней остался лоск, как на старой хорошей коже, отполированной бережным уходом. — Как папины сапоги для игры в поло».
Она улыбнулась этому сравнению, но оно в данном случае вполне подходило. Она видела, как ее отец с любовью пальцами смазывал эти сапоги жиром и полировал до матового блеска собственной ладонью.
— Сапоги! — прошептала она. — Какое подходящее для тебя сравнение, — сказала
Она улыбнулась и осторожно, чтобы не разбудить, прикоснулась губами к морщинкам у него на лбу.
Она вдруг поняла, как память об отце полностью утонула в этом человеке, который однажды лежал в ее руках, как ребенок. Оба они, казалось, слились воедино, и она могла сконцентрировать всю свою любовь на одном человеке. Она осторожно начала двигать голову спящего Шона до тех пор, пока та не оказалась у нее на плече, затем погрузила пальцы в густые заросли волос у него на затылке и начала нежно укачивать его.
К этому моменту она умудрилась избавиться почти от всех своих эмоций, от гнева до чувственности, и теперь у нее осталась лишь нежность. Зато эта нежность была совершенной.
— Маленький мой, — прошептала она нежно, как может только мать.
И снова от всего сердца поверила, что он принадлежит только ей.
Слабый стон нарушил ход ее мыслей. Она подняла голову и взглянула в ту сторону, где под терновым кустом лежал Джоб, но тот снова замолк.
Она подумала об этих двоих, о Шоне и о Джобе, об их особых мужских отношениях, в которых, как она себе прекрасно представляла, ей нет места. Ей бы надо было чувствовать ревность, но вместо этого она, как это ни странно, чувствовала себя намного спокойней. Если Шон может быть таким постоянным и готовым на самопожертвование в своей любви к другому мужчине, то она надеялась, что в их совершенно отличных от этого, но более бурных отношениях она может рассчитывать на такое же постоянство.
Джоб снова застонал и беспокойно заворочался. Она вздохнула и, оторвавшись от спящего Шона, встала и подошла к тому месту, где лежал Джоб.
Туча металлически-зеленых мух кружилась над пропитанной кровью повязкой на плече Джоба. Они садились на нее, пробовали ее своими длинными носиками и потом с восторгом потирали передние лапки. Клодия заметила, что они уже успели отложить в складках повязки свои похожие на зернышки риса яички. Вскрикнув от отвращения, она разогнала их и начала счищать яички с бинтов.
Джоб открыл глаза и взглянул на нее. Она поняла, что он опять пришел в полное сознание, и ободрительно улыбнулась.
— Хочешь попить?
— Нет, — его голос был настолько слаб, что ей пришлось даже наклониться поближе. — Убеди его сделать это, — сказал он.
— Кого? Шона? — переспросила она, и Джоб кивнул головой.
— Так не может дальше продолжаться. Он убьет себя. А без него никто из вас не выживет. Ты должна заставить его оставить меня здесь.
Она начала отрицательно качать головой еще до того, как Джоб закончил говорить.
— Нет, — твердо сказала она. — Он никогда этого не сделает. Даже если он и захочет это сделать, я ему не позволю. Нет, дружочек, мы все в одной связке. — Она дотронулась до его плеча. — Хочешь немного воды?
Не имея сил спорить дальше, он сдался. За последние часы состояние Джоба, как и Шона, казалось, тревожно ухудшилось. Она села рядом с ним, и пока солнце медленно скользило к западному горизонту, отгоняла от него мух пальмовым листом.
В вечерней прохладе Шон заворочался, сел, моментально проснувшись, и быстрым взглядом оглядел окрестности. Сон явно придал ему сил и энергии.
— Как он там? — спросил Шон, и когда Клодия в ответ покачала головой, подошел к ней и присел на корточки.
— Очень скоро мы должны будем его поднять.
— Дай ему еще несколько минуточек, — взмолилась она, потом добавила: — Знаешь, о чем я думала, пока тут сидела?
— Ну, расскажи, — согласился он и обнял ее за плечо.
— Я думала о колодце, который находится поблизости. Я представляла, как лью на себя воду, стираю одежду, смываю с себя эту ужасную вонь.
— Ты никогда не слышала историю о Наполеоне? — спросил он.
— О Наполеоне? — посмотрела она на него с удивлением: какое он имеет отношение к купанью?
— Когда он возвращался из походов, то посылал вперед гонца с посланием к Жозефине, «Je ventre, netelavepas» — «Я возвращаюсь, не мойся». Видишь, он любил свою леди, так же как сыр, при полном аромате. Ты бы ему сейчас очень понравилась!
— Ты просто отвратителен! — толкнула она его в плечо.
Джоб застонал.
— Эй, там, — переключил на него свое внимание Шон. — Что такое, старик?
— Я принимаю твое предложение, — прошептал Джоб.
— Это насчет морфия? — спросил Шон, и Джоб кивнул головой.
— Маленький укольчик, хорошо?
— Сейчас устроим, — согласился Шон и взял медицинскую сумку.
После укола Джоб лежал с закрытыми глазами, а Шон и Клодия наблюдали, как глубокие складки в углах его рта, вызванные жуткой болью, постепенно расправляются.
— Получше? — спросил Шон.
Джоб, не открывая глаз, только слабо улыбнулся.
— Мы даем тебе еще несколько минут, пока выходим на связь с «Банановым деревом», — сказал Шон.
Шон встал и пошел туда, где Альфонсо уже прилаживал антенну.
— Н'гулубе, здесь «Банановое дерево».
Ответ на первый же вызов Альфонсо был таким сильным и ясным, что Шон даже удивился.
Альфонсо уменьшил громкость, после чего взял микрофон и передал очередные фальшивые координаты, делая вид, что они все еще движутся в сторону реки.
Последовала пауза, во время которой слышны были только статическое потрескивание и шорохи, затем так же громко и чисто послышался другой голос.