Время умирать

Смит Уилбур

Занимаясь девочкой, Клодия спросила Мириам:

— Как их зовут? Как ты их называешь?

Ответ был такой длинный и сложный, что даже Клодия опешила, но она скоро пришла в себя.

— Мне это никогда не произнести, — сказала она в конце концов. — Мы будем звать их Микки и Минни.

— Уолт Дисней подаст на тебя в суд, — предупредил Шон, но она проигнорировала его замечание и завернула Минни в свое одеяло.

— Ты понесешь ее, — сказала она Шону тоном, не терпящим возражений.

— Если эта маленькая засранка описает меня, я ей шею сверну, — предупредил он.

— А

Альфонсо понесет Микки.

Шон видел, как у Клодии появился материнский инстинкт, и понял, что все их возражения против этого дополнительного груза станут только стимулом для пробудившегося у нее чувства ответственности. Клодия совсем позабыла про свои изнеможение и апатию и сейчас была более подвижной и живой, чем когда-либо с момента смерти Джоба.

Шон поднял почти ничего не весящего ребенка и привязал его к спине одеялом. Жар проходил через одеяло так, как будто это был не ребенок, а грелка с горячей водой. Однако ребенок, очевидно, был привычен к такому положению, поскольку его с самого рождения именно так и носили. Девочка сразу успокоилась и уснула.

— И все же я не понимаю, что со мной происходит, — пробормотал Шон. — Заделаться бесплатной нянькой в моем-то возрасте.

Они снова двинулись через болото.

Однако не прошла еще и первая половина ночи, как Мириам доказала, что она значительно облегчит трудности возложенного на них дополнительного веса. Она знала прибрежную территорию как истинное дитя болот. Она шла впереди вместе с Матату, прокладывая путь в лабиринте лагун и островов, находя тайные тропки, и тем самым избавила их от многих часов утомительных и малопродуктивных поисков.

Вскоре после полуночи, когда великий охотник Орион, натянув свой лук до отказа, висел прямо у них над головами, Мириам вывела их на берег Рио-Сави и указала место, где человек мог перейти на другую сторону.

Они отдохнули, во время отдыха женщины няньчились с детьми и кормили их кусочками мяса легуана. Хлорохин сделал свое дело; жар у девочки спал, и она стала менее капризной. Быстро поев, мужчины спрятались в зарослях тростника и стали всматриваться в черную воду, в которой, как маленькие утонувшие светлячки, отражались звезды.

— Это самая опасная точка, — прошептал Шон. — Вчера Чайна весь день на вертолете патрулировал реку, и с первыми же лучами солнца он вернется сюда. Мы не можем позволить себе терять время. Мы должны переправиться и убраться подальше еще до рассвета.

— Они будут ожидать нас на другом берегу, — возразил Альфонсо, — и всех нас перестреляют.

— Правильно, — согласился Шон, — они здесь, но ведь мы-то знаем, что они здесь. Мы оставим женщин на этой стороне и переправимся через реку, чтобы очистить тот берег. Огнестрельное оружие мы использовать не можем, значит, пользуемся только ножами и проводом. Значит, на сегодняшнюю ночь намечаем «мокрое дело».

Он воспользовался старым термином разведчиков. «Себенза енаманзи». Но эта ночь была мокрой и во многих других отношениях.

Провод Шона был длиной в четыре фута — струна из нержавеющей стали, которую он отрезал от троса лебедки в «Геркулесе», прежде чем покинуть самолет. Джоб в свое время вырезал из дерева два кружка, чтобы сделать ручки, и закрепил их на концах проволоки. Она легко сворачивалась в колечко диаметром в серебряный доллар и умещалась в кармане штормовки. Теперь Шон выудил ее оттуда и развернул. Он проверил ее, поместив деревянные кружочки между пальцев, и, с силой дернув, удовлетворенно что-то проворчал, почувствовав знакомое упругое натяжение. Затем он свернул провод и надел его на запястье, как повязку.

Все трое разделись донага: капающая с одежды вода может насторожить врага, а мокрая куртка даст ему за что ухватиться во время рукопашной схватки. Каждый из них повесил себе на шею нож.

Шон пошел в тростники, где сидели Клодия и дети. Когда он поцеловал ее, губы у нее были мягкими и влажными, и она быстро к нему прижалась.

— Ты меня простила? — спросил он. Вместо ответа она еще раз поцеловала его.

— Возвращайся быстрее, — прошептала она.

Трое мужчин бесшумно соскользнули в воду, держась поближе друг к другу, и бесшумно по-собачьи отплыли от берега, предоставив течению отнести их ниже брода.

Они выбрались на южный берег, утонувший в зарослях папируса, и дальше поползли на животе. Белое голое тело Шона блестело в свете звезд. Он повалялся в вонючей черной грязной луже до тех пор, пока каждый дюйм его тела не оказался покрыт грязью, затем зачерпнул полную пригоршню той же грязи и намазал ею лицо.

— Готовы? — тихо спросил он и освободил нож в ножнах, висящих у него на горле.

— Пошли!

Они отошли от реки, сделали широкий полукруг и направились к броду. Болота располагались на северном берегу. Этот берег был куда суше, и лес доходил почти до самого берега. Чтобы оставаться незамеченными, они старались держаться в тени деревьев. По мере приближения к броду двигались они все осторожнее. Они раскинулись цепью: Шон в середине, а Альфонсо и Матату по краям.

Шон почувствовал запах РЕНАМО еще до того, как увидел солдат. Это был запах дыма от местного табака и пота от давно не стиранной одежды. Шон замер, прислушался и начал вглядываться вперед, каждой своей клеточкой сосредоточившись на этом занятии.

В темноте, немного впереди, кто-то тихо кашлянул, затем прочистил горло, и Шон наконец заметил его. Он наклонился и коснулся земли, нащупывая пальцами точку для следующего шага, так чтобы ни сучок, ни сухой лист не выдали его присутствия. Потихоньку, шажок за шажком, он пробирался вперед, пока на фоне звездного неба не различил силуэт головы караульного. Он сидел за стоящим на сошках пулеметом РПД, вглядываясь в другой берег.

Шон ждал, текли минуты, пять, затем десять, каждая со своей собственной длительностью. Но вот на левом фланге кто-то еще зевнул и потянулся, и тут же третий голос злым шепотом предупредил его о необходимости сохранять тишину.

— Трое.

Шон запомнил позицию каждого, затем так же тихо и осторожно, как и пришел, вернулся назад.

На опушке леса его ждал Альфонсо, а минутой позже прокрался обратно и присоединился к ним Матату.

— Трое, — прошептал Альфонсо.

— Да, трое, — согласился Шон.