Время ушельцев
Шрифт:
— А что? А неплохо! — удовлетворенно произнес Седунов. — Возьмем вот и откроем тут свою Третьяковку. Только надо будет еще пару перегородок сделать, картины вешать. А на полках книги расставим. Будет у нас еще и библиотека. Ага?
— Кстати, о библиотеках, — хитро усмехнулся Ингвэ. — Я в свое время из Тьмутаракани всю подписную «Библиотеку всемирной литературы» перевез. И, между прочим, она у меня до сих пор в ящиках стоит нераспакованная.
— Всю «Библиотеку»?
— Двести томов, — кивнул Ингвэ.
— Ну, живем! — обрадовался
— А… можно, я и свою сюда принесу? — робко поинтересовался молчавший до сих пор Азазелло.
— Нужно! — твердо ответил художник.
— Боже мой! Ну кто же так пакует картины! — возмутился он через пять минут при виде чертежного тубуса. — Свернул, скрутил… Эй, не клади на пол! Надо же, черт возьми, иметь хоть какое-то уважение к живописи! Мм! Так я и знал! Углы кнопками проколоты. Ну кто ж так делает! Придется теперь замазывать. Не мог на одном листе написать, что ли?
— Так ведь таких больших листов вообще не бывает, — пытался оправдываться Азазелло.
— Ну так склеивать же надо, а не скалывать. Крахмал у тебя есть? Или мука?
— Есть маленько.
— Тащи сюда. И вообще давай договоримся так: мы эту картину всю вместе склеим, отреставрируем, как надо, раму сделаем вон из тех досок, подрамник, все, как положено, поставим хотя бы к стене, а потом уже будем обсуждать, что у тебя такое получилось. Лады?
— Лады! — обрадовался Азазелло.
Работа, впрочем, заняла несколько больше времени, чем планировалось. Но, как впоследствии записал в своей тетради Хугин, на двенадцатые сутки Катастрофы картинная галерея все-таки открылась.
— А что? А ничего! — удовлетворенно произнес художник, в последний раз оглядывая развешанные картины. — Зови народ.
Народ, кстати, и так собрался уже под дверью, привлеченный самыми невероятными слухами.
— Слушайте все и не говорите потом, что не слушали! — притворно не замечая никого, завопил Азазелло голосом средневекового глашатая. — Сегодня у нас открывается картинная галерея! Спешите видеть! — и он скрылся внутри, демонстративно оставив дверь полуприкрытой.
— Девять… двенадцать… четырнадцать, да нас двое, — считал входящих Седунов. — Все, больше никого не будет. Закрывай дверь.
Тщательно вычищенные и свежезаправленные керосиновые лампы, выпрошенные на время у колонистов, полыхали во всю мощь своих фитилей.
— Итак, — продолжил художник, обращаясь ко всем собравшимся, — наша картинная галерея открыта. К сожалению, через несколько часов ее придется закрыть снова. Лампы жрут слишком много керосина, а его у нас нет, — добавил он извиняющимся тоном. — И, сами понимаете, такую роскошь мы можем позволить себе только по праздникам. Так что смотрите и наслаждайтесь.
— Сверх того, — добавил Азазелло, — здесь также открыта библиотека. Книги можно брать с собой и читать. Если у кого есть свои — приносите сюда тоже. Можно даже специальные. Кстати, Хугин пожертвовал в общий фонд две книги по астрологии… — Азазелло поднял лампу, пытаясь разглядеть надписи на корешках, — учебники Ллевеллина и Старгейзера. А сейчас давайте осмотрим работы художника… а, кстати, чего это он у нас без имени ходит? А? Галадриэль, ты случайно не знаешь, как по — эльфийски «художник»?.
— Вообще-то любое произведение искусства называется «оло»… — произнесла Галадриэль.
— Ха-ха-ха! Олорин! — воскликнул Азазелло. — А ты, Катя? — обратился он к его жене.
— Я вообще-то до замужества звалась Одинокова, — немного застенчиво произнесла она.
— Ну, значит, будешь Эриагиль — Одинокая Звезда, — кивнул Азазелло.
— Вообще-то Олорин — это настоящее имя Митрандира, — заметил Торонгиль.
— Подумаешь! — махнул рукой Митрандир. — У нас в свое время и Гэндальф был. Поломатый, правда, — саркастически добавил он.
И тут же понял, какую глупость сморозил: его слова так отозвались памятью о прошлой, невозвратимой жизни, что у многих на глазах показались слезы…
— Все было, и ничего нет. Одни мы теперь остались, — грустно произнес Хугин.
— Эй! Кто там бумажками кидается?! — внезапно крикнула Хириэль, стоявшая спиной к «Эльфийскому замку» работы Азазелло.
Это была не бумажка. Это был кусок пергамента.
Солнце есть!
Тилис стоял на сильвандирской стене. Раны на его голове понемногу заживали, и ледяной зимний воздух приятно холодил виски. Над теплым незамерзающим озером клубились тонкие струйки пара, оседая инеем на окрестных скалах. И каждый крошечный хрусталик льда переливался маленькой радугой в лучах низкого солнца.
Тилис долго любовался причудливой игрой света. Вдруг в его глазах что-то помутилось, и на фоне пламенеющего льда возникла совсем другая картина: в темное помещение, освещенное узкими язычками огня, входят какие-то люди… Да нет, не люди — фаэри. Или все-таки люди? Во имя всех Младших богов, где он видел вон того рослого мужчину? А эта рыженькая, что вошла вслед за ним, она-то уж точно фаэри. Да ведь это же… это же Хириэль!
Точно, она! И Эленнар рядом с нею! Это Путь! Узкий, как маленькая щелка между мирами, но Путь!
— Эй, кто-нибудь! — крикнул Тилис. — Живо пергамент, перо и чернила! Лаурин! Срочно седлай дракона и лети в Карнен-Гул. Найди Соронвэ. Если его там нет — передай Силаниону, что я нашел Хириэль и Эленнара. И ищи Соронвэ. Если его нет в Карнен-Гуле — ищи у Кэрьятана. Нет у Кэрьятана — ищи где угодно, хоть из моря достань, но привези его сюда. Я нашел Путь, так им всем и скажи!
А правая его рука быстро чертила на клочке пергамента:
«Хириэль, Эленнар. Найдите то место, откуда выпало это письмо и бросьте туда ответ. Сообщите, где вы и что с вами.