Время ушельцев
Шрифт:
— Ну вот и все, — поднимаясь, произнес Кэрьятан. — Соронвэ дал знак. Идем.
Куда идти — Аграхиндор не спросил. Во-первых, это и так было ясно. Любому. А во-вторых… Ни один моряк никогда и ни при каких обстоятельствах не станет свистеть на палубе; не сядет на причальную тумбу; не разломит хлеба, держа его верхней коркой вниз; но самое страшное и непрощаемое — это спросить: «Куда идем?»
За такой вопрос можно запросто получить по физиономии. Ибо и самому Нептуну, владыке морей, не всегда ведомо, к какому берегу ветра и течения зашвырнут парусное судно…
Бассос
— Право руля! Лево руля! — то и дело выкрикивал он. И, повинуясь слову Мастера Путей, налегал на румпель Кэрьятан. А за кормой открывался Путь, и драконы Тилиса летели над волнами, как чайки, не давая ему захлопнуться. И, выстроившись углом, расширяли его корабли Мидгардского флота. А самым последним шел Небесный Город, и там, где он проходил, Путь обретал форму и плоть. И, наверное, к сказанному больше прибавить нечего…
— Вот они! — крикнул Соронвэ. Его руки в приветственном жесте протянулись к кораблям.
Любой другой увидел бы на их месте лишь вереницу облаков. Но Соронвэ недаром был моряком.
Корабли развернулись и остановились, словно венчая белым нимбом эльфийскую колонию Фалиэлло Куйвиэнэни. И медленно-медленно опускалась на недальний холм сияющая пирамида Небесного Города. И, снижаясь по спирали, парили вокруг него разноцветные драконы.
Первым на землю эльфийской колонии ступил Фаланд. Ингвэ, со всеэльфийским венцом на голове, шагнул ему навстречу и по обычаю мидгардских, а теперь уже и верландских эльфов протянул ему обе ладони. Но можно ли теперь называть Верланд Верландом — Землей Людей?
— Мама! — внезапно вскрикнул Энноэдель.
Он пробежал мимо Ингвэ и Фаланда к столпившимся в небольшом отдалении эльфам-колонистам и замер, протягивая руки к Аннариэли.
— Мама! — повторил он почти шепотом. — Это я, Энноэдель! Ты узнаешь меня? Узнай меня!
И в этот миг навсегда окончились его странствия…
День Середины Лета
День Середины Лета — Лайрэндэ — самый длинный в году. Семнадцать с половиной часов длится он на земле Фалиэлло Куйвиэнэни. И всего шесть с половиной занимает ночь. Да и в эти часы ненамного темнее, чем днем — утренняя заря смыкается с вечерней, не дав тьме и нескольких минут. Тем более, когда на берегу озера ярко полыхают костры.
Фаланд шел между них, периодически придерживая полы черного плаща, расшитого ало-оранжевыми пламенами и молниями. Славомир шагал рядом, бережно держа в руках кривую саблю в ножнах.
— Ну да, я Мастер Преображений, — говорил он. — Но мне здесь делать нечего. Здешние эльфы делали все, как надо. Вот только Хранительский Меч пришлось немного переисполнить.
— А камень? — поинтересовался Фаланд.
— Камень там изначально был тот, который нужен, — ответил Славомир.
У соседнего костра сидели Хугин и Аннариэль, и Энноэдель на ее коленях сонно похлопывал глазами, сжимая в руках деревянного Буратино — подарок Хириэли.
— «Нет, — говорит папа Карло, — нехорошо, длинен», — Аннариэль рассказывала сказку так, как помнила ее сама. — И хотел было обрезать у него кончик. Но потом посмотрел и решил: нет, пускай он будет самим собой, как есть. И имя ему — Буратино. И в тот самый момент, как он подумал об этом, деревянная игрушка стала живой и настоящей…
Фаланд негромко кашлянул. Аннариэль смолкла и выразительно посмотрела на него.
— Государь Ингвэ не настаивает на том, чтобы вы трое оставались в этом мире, — сказал Фаланд. — Если вы хотите, можете на рассвете покинуть его с нами.
Аннариэль внимательно посмотрела сначала на Энноэделя, потом — на Хугина. И, подытоживая понятные только ей одной жесты, твердо ответила?
— Нет, Фаланд. Наш дом — здесь. Прилетайте иногда к нам, мы всегда будем рады вас видеть.
— Вы выбрали правильно, — кивнул Фаланд. — Собственно, только на такой ответ я и надеялся. А где Митрандир?
— А вон, на берегу, — ответил Хугин.
Митрандир, стоя босыми ногами на мокром песке, показывал Тилису, как можно сражаться кинжалом против меча.
— Вот смотри, — говорил он. — Отбиваешь клинок в сторону и хватаешь противника за кисть. Понял? И все. Теперь держишь левой рукой, а правой — бьешь как можно быстрее.
— Понял, — отвечал Тилис. — Но ведь это же работа на скорость, и только. А если я отскочу?
— А надо так, чтобы противнику отскакивать было некуда, — смеялся Митрандир. — Я же не зря тебя на сухой песок поставил. А, вы уже пришли? — обратился он к Фаланду.
— Позволь, я подержу твой кинжал, — попросил Славомир, передавая саблю Фаланду. Тот простер руки вперед, протягивая ее Митрандиру, и произнес:
— Прими это оружие. По форме это сабля, но в тайне вещей — Хранительский Меч. Прими же его и носи с честью, ибо во имя Всеединого я нарекаю тебя Старшим Хранителем, первым среди равных.
Митрандир принял свою саблю у Фаланда и обнажил ее. Она осталась почти такой же, какой Митрандир привез ее с афганской войны, только теперь на клинке горели золотые письмена.
«Делай, что должно, и будь, что будет — вот что заповедано Хранителю», — прочел он вслух. — Благодарю тебя, Фаланд, за оказанную честь. Но ведь вы сделали только надпись?
— А ничего больше и не потребовалось, — ответил Славомир. — Это уже был Хранительский Меч. Наверное, еще до того, как он попал тебе в руки. И, если это так, то ты уже тогда был Хранителем, только не знал этого.
— У тебя еще будет время обдумать все это, — добавил Фаланд. — А пока поверь, что это так и есть. Собирай своих всадников, — обернулся он к Тилису. — На рассвете улетаем. Кстати, мне еще Хириэль и Эленнара найти надо.
Он нашел их, когда небо на востоке уже становилось бледно-голубоватым. Хириэль сидела на разостланной шубе чуть в стороне от костра. Эленнар — на земле, обняв руками колени. Рядом с ним полулежал Длинный Нож, украшенный по случаю праздника вороновыми перьями. С лица его не сходила скептическая ухмылка. Ингвэ, сживая в руке что-то вроде куриной ножки, о чем-то увлеченно рассказывал.