Время вестников
Шрифт:
Им, кстати, так и не удалось взять Акку, осаждаемую с 1198 года, хотя явившийся с Кипра Ричард и предпринял несколько рыцарски-героических, но тактически необоснованных попыток штурма города. Осада прекратилась с появлением – вернее будет сказать, торжественным прибытием – третьей могущественной силы, султана египетского Саладина и его воинства.
Стало ясно, что немедленное выступление объединенных франкских армий к стенам Иерусалима пока откладывается. Зато грядут активнейшие переговоры всех со всеми. Посланцы безостановочно метались туда-сюда между крестоносным и сарацинским лагерем, исписывались кипы пергаментов, заключались и расторгались кратковременные союзы и комплоты. В начале августа наконец-то пришли достоверные новости из Франции, также увеличившие
«Выскочка!» – так в кругу своих приближенных высказался о новом французском правителе Ричард Плантагенет.
«Мальчик далеко пойдет, коли так резво начал», – мимоходом заметил Барбаросса.
«Тьерри?! Как ему удалось? Впрочем, оно и лучшему…» – вот о чем подумал, ни с кем не делясь своими размышлениями, Конрад Монферратский.
Гунтер фон Райхерт узнал сию потрясающую новость от своего знакомого, Сержа Казакова, ныне более известного как барон де Шательро. Кстати, повидаться с русско-польско-французским шевалье оказалось одновременно и просто, и сложно. Отыскать-то его оказалось легче легкого: создавалось впечатление, что в пришедшей с Кипра английской армии почти всякий и каждый знает «рыцаря из Польши». «А-а, вы ищете Сержа де Шательро? – понимающе кивали спрошенные, ухмыляясь до ушей. – Идите к королевскому шатру, и вам наверняка повезет!»
Поразившись такому росту популярности, мессир фон Райхерт решил поподробнее разузнать, чем же таким необычайным сумел за эти месяцы прославиться выходец из России. Ответы посыпались на него, как горошины из прохудившегося мешка. Барон де Шательро вырвал из лап коварных византийцев королеву Беренгарию и лично пленил тирана Исаака Комнина (тут Гунтер изрядно напрягся). Барон де Шательро сумел навести порядок в вечно запутанных финансовых делах короля Ричарда. Барон де Шательро способствовал продаже острова Кипр тамплиерам и теперь весьма уважаем среди «банкиров королей», рыцарей Ордена Храма. Барону де Шательро весьма симпатизируют молодые кардиналы Римской курии – он предложил им внести некие полезные изменения в их диковинное новшество, листы индульгенций или освященного Церковью продажи права на отпущение будущих грехов. Барон входит в число близких знакомых короля Ричарда, всякий день ужинает в королевском шатре, слывет записным остроумцем и покорителем сердец юных дев. Барон знает множество удивительных историй и вместе с Бертраном де Борном слагает поразительные стихотворные вирши, наполненные тем, что среди ученых клириков зовется ironia…
– Да лохи они тут все, без исключения! – заклеймил цвет европейского рыцарства Серж, когда мессир фон Райхерт наконец сумел пробиться к нему на прием. – Как дети малые, право слово! Тупы-ые – сил нет! Чего скажешь – тому и верят, только ушами хлопают!.. Слышь, истинный ариец, а ты чего такой, будто тебя двадцать сарацин имели в очередь, а двадцать первый побрезговал и выбросил на помойку? Ограбили в пути, что ль?
Серж де Казакофф тоже изрядно переменился. Неубедительный ежик стриженых темных волос преобразился в коротенькую гривку, завязанную в хвостик, чуть раскосые глаза полыхали огоньком жизнерадостного глумления над основами мира, бархатный наряд был пошит по последней здешней моде и искрился драгоценными камнями, а роскошный шатер, как скромно поведал Серж, раньше принадлежал Исааку Комнину и был взят в качестве боевого трофея. Язык у Сержа по-прежнему был без костей, манеры оставляли желать лучшего, а высказывания отличались хамской прямотой. Выражаясь образно, Серж цвел и благоухал, аки магрибская роза – безмятежно игнорируя традиции этого мира или переделывая их ради собственного удобства.
– Ну, вроде того. Превратности дороги, так сказать…
– Тю-ю! – присвистнул Серж. – Куда ж ты глядел, старая сова? Сколько раз мне твердил: деньги – это святое, с них глаз спускать нельзя! То-то я гадаю, чего Мишель на расспросы о тебе кряхтит да отмалчивается? Может, подкинуть десяток-другой номизм на бедность? Или насчет места похлопотать? Я тут в последнее время вроде как преуспел малость, какую аферу не затеешь – все получается. Раньше у нас, ну, в смысле, в старой России раньше даже поговорка такая была – «Как черт ворожит»… Так что, пристроить тебя куда? Сначала, конечно, побудешь мальчиком на побегушках, потом, глядишь, и пробьешься… Тут, оказывается, такие денежные дела можно проворачивать – закачаешься! Мы-то и не подозревали! Я тебя таким штукам научу, мы всю эту рыцарскую шатию просто сделаем!..
Возможно, предложение – пусть и в грубоватой форме – было сделано от всей души. Возможно, Гунтер, помявшись для приличия, и согласился бы принять чужую помощь. Если бы, по злому стечению обстоятельств, снаружи не послышались женские голоса. Шелковый полог, обильно расшитый аляповатыми золотыми цветами, откинулся в сторону, пропустив некую благородную даму и двух ее служанок. Мессир фон Райхерт разглядел тонкий темный силуэт на фоне солнца и услыхал мелодичный голос с легким греческим акцентом:
– Я вернулась, дорогой. Это друг, гость или у вас какие-то дела?
– Это друг пришел в гости по делу, – бодро откликнулся русский. Полог опустился, женщина вошла внутрь. Равнодушно-приязненно скользнула взглядом по вскочившему германцу, слегка кивнула и величественно проплыла во внутреннее помещение шатра, отгороженное толстым персидским ковром. Она явно не признала в оборванце своего бывшего знакомого – а может, сделала вид, что не признала.
Киприотская патрикия Елена-Даниэлида Хониата, подобно своей исторической тезке, была по-прежнему великолепна и неотразима – как ослепительная молния с ясного неба. Гунтер не мог взять в толк только одного: что она делает здесь, в жилище Сержа. Неужели?..
– Э-э… – Казаков как-то виновато заерзал в кресле. – Слушай, ты не обижайся?.. Ты умчался в Константинополь, бросил девушку в одиночестве… Елена, конечно, из тех железных дамочек, что сами о себе вполне позаботятся, но все-таки… В общем, слово за слово, так и познакомились… Она чертовски привлекательна, я чертовски привлекателен, так чего зря время терять?
– Вы и не теряли, – деревянным голосом произнес мессир фон Райхерт.
Серж изобразил пантомиму глубочайшего раскаяния и смешливо фыркнул:
– Ты ж понимаешь, чего только в жизни не случается… Женщины – они и есть женщины. Рыбки в море. На самом деле этой рыбы куда больше, чем кажется на первый взгляд, и ее хватит на всех. Одна, другая, Елена, Беренгария, какая разница? Кстати, к слову о Константинополе. Вы где моего бывшего шефа потеряли, де Фуа в смысле? Что, старикан остался в Византии?
– Умер твой шеф, – буркнул германец, вставая. – Спасибо за гостеприимство.
Наверное, по традициям Средневековья следовало бы вызвать удивленно заломившего бровь Сержа на поединок. С надменным швырянием перчатки в лицо и криками: «Сударь, вы хам, извольте к барьеру!» или вроде того. Однако лишенный малейшего намека на благородство русский, скорее всего, воспринял бы подобный жест как неостроумную шутку или, подобно герою рассказанного им как-то анекдота, предложил бы германцу выбрать в качестве оружия собственные рога.
А хоть бы даже и согласился. Рубиться на мечах? Смешно. Стреляться?.. Последние патроны Гунтер две недели тому в припадке пьяного бешенства расстрелял в равнодушное белесое небо, после чего зашвырнул «вальтер» в пески. Но даже если б Гунтеру сейчас дали заряженный пистолет, он бы по хлебному амбару промахнулся на десяти шагах. Руки предательски дрожали, и время от времени мутилось в глазах от постоянного пьянства.
Поэтому обер-лейтенант молча удалился. Не хлопая дверями за отсутствием в шатре таковых и гордо пропустив мимо ушей брошенное вслед: «Эй, штандартенфюрер, так как насчет теплого местечка при дворе?»