Время вестников
Шрифт:
– Да пес с ним, на улицу, так на улицу, – пожал плечами кельт, примериваясь к одолженному клинку и с легкостью выписывая им в воздухе восьмерку. На шум забрел перехожий монах в черной рясе, служитель местной, православной церкви, спросил что-то. Судя по интонации, предложил исповедь и отпущение грехов. Зеваки гомонили, солнце светило, дряхлые Норны вращали свои веретена и плели бесконечную пряжу, творя историю. С тоской осознающий свое полное бессилие Гунтер вместе с толпой набежавших желающих поглазеть на бесплатное развлечение вышел со двор на неширокую улицу.
За время пребывания армии Барбароссы в Тарсе дуэли между воинственными франками стали для
«Де Фуа по крайней мере в два раза старше Мак-Лауда, – рассуждал обер-лейтенант. – Уровень… кхм… скажем так, физической подготовки у них примерно одинаковый. Как владеет клинком Дугал, я видел. Мессир Ангерран, надо полагать, не меньше него искушен в искусстве мечного боя – если верить его рассказам о войнах с арабами и многочисленных сражениях в Палестине. А преклонный возраст опыту не помеха. Ой, что же мы натворили и во что влипли… А если, не приведи Господь, де Фуа одолеет скотта? Тогда мы останемся без помощи единственного человека, который хоть что-то знал о потайных входах и выходах этого Средневековья, будь оно трижды неладно!»
Попытки примирения в славном XII веке от Рожества Христова, похоже, были не в чести. Во всяком случае, никто из присутствующих – а Гунтер заметил среди посетителей безымянной таверны некоторое количество господ вполне знатного вида и почтенных лет, наверняка обладавших немалым авторитетом – не сделал попытки остановить поединщиков, ссылаясь, к примеру, на указ императора с запрещением поединков в военное время и в действующей армии. Иное дело, что сами де Фуа и Дугал, за несколько мгновений до того, как скрестить мечи, обменялись несколькими фразами. В общем гаме обер-лейтенант не сумел расслышать, что эти двое сказали друг другу – увидел только хищную ухмылку шотландца и надменно заломленную бровь старого рыцаря.
Гунтер не знал, существует ли в нынешние времена определенное слово или формулировка для начала дуэли. Несколько сорвавшимся голосом он выкрикнул запомнившееся с юношеского периода запойного чтения романов Александра Дюма «En garde!..» и быстренько отскочил в сторону. Его немедля толкнули локтем в спину, чтоб не мешал смотреть. Зрители обступили место будущего поединка широким кругом, готовые в любой миг разбежаться – если в пылу сражения они окажутся в опасной близости от полосующих воздух мечей.
– Зря ты со мной связался, щенок, – вот что процедил сквозь зубы человек, без малейших на то оснований именовавший себя Ангерраном де Фуа. – Может, ты и хорош в бою… только против меня тебе не выстоять. Меня благословила рука того, чья власть превыше вашего нелепого Иеговы и его распятого сынка. Я умер и воскрес, и буду жить, когда твои кости давно истлеют в могиле. Знаешь, почему я тебе это говорю? Через десяток ударов сердца ты умрешь и не сможешь ничего разболтать своим бестолковым дружкам. Не переживай, они ненадолго переживут тебя. А твоя Агнесса и ее племяннички в скором времени тихо и незаметно исчезнут. Но знаешь, еще не поздно все изменить. Остановим этот бессмысленный поединок, договоримся – и…
– А я везучий, авось как-нибудь выкручусь, – откликнулся на эту зловещую тираду Мак-Лауд.
Все-таки, по мнению обер-лейтенанта, в средневековом поединке на мечах не было ничего, схожего с эффектной шпажной дуэлью мушкетерских времен. Хотя, возможно, представление о дуэли XVI века у мессира фон Райхерта тоже было в корне неверным, основанным на фильмах французской кинокомпании «Гомон» и гравюрам в старинных трактатах, посвященных этому великому и опасному искусству. Здесь же была просто рубка, стремительная и смертельная – ибо противники не были обременены тяжелыми и сковывающими движения, но спасительными кольчугами, оставшись в обычной одежде. Для зрителей – и местных, и франков – похоже, не имело значения, на чьей стороне окажется победа, они с равным энтузиазмом поддерживали воплями и свистом обоих соперников. Клинки лязгали, сшибаясь, почтенный де Фуа выглядел помолодевшим лет на двадцать, ничуть не уступая более молодому противнику ни в скорости, ни в проворстве. Двое выплясывали на прокаленной солнцем немощеной улице под аккомпанемент улюлюканья, испуганных женских вскриков и громогласных рыцарских возгласов на древнем, но отнюдь не потерявшем своей исконной выразительности саксонском наречии.
«Не могу я на это смотреть, – честно признался себе германец. – Вроде бы столько здесь прожил, в войне участвовал, должен был ко всему привыкнуть – а не могу, хоть убей. Люди с азартом рубят друг друга на кровяную колбасу во имя невесть каких целей… Может, прав был Серж – гори оно все ясным пламенем, какое нам дело до здешних трудностей?»
Выпад – парирование – косой взмах снизу вверх – прыжок… Въедливая красноватая пыль, жара, вонь, жужжащие мухи над кучами отбросов. Киликийский город Тарс, развалины которого предприимчивые потомки нынешних праздных зевак будут в двадцатом веке показывать любопытствующим туристам из Европы, пра-пра-правнукам доблестных крестоносных воителей.
Отвлекшийся мессир фон Райхерт внезапно сообразил, что ситуация в круге претерпела изменения. Де Фуа сумел вплотную приблизиться к шотландцу, мечи сцепились крестовинами и теперь каждый поединщиков изо всех сил давил на рукоять, пытаясь заставить другого отступить, теряя равновесие. Перевес оказывался то на одной, то на другой стороне, щекоча нервы зевакам и повергая Гунтера в отчаяние. Он поймал себя на том, что неразборчиво выкрикивает что-то вместе со всеми… и тут Мак-Лауд резко отшатнулся назад, высвободив свой клинок из захвата. С разворота нанес мессиру Ангеррану хлесткий удар поперек корпуса и завершил движение стремительным прямым выпадом.
Фатальным. Финальным.
Обаятельный старикан с загадочным прошлым, встреченный Гунтером фон Райхертом в кабаке на далеком острове Сицилия, пошатнулся, сложился пополам и упал вперед. Германцу помстилось, будто он разглядел выражение на прокаленном солнцем Аравии и продубленном солеными ветрами Средиземноморья лице мессира Ангеррана – не боль, не испуг, но вновь безмерное, безграничное удивление. Словно господин де Фуа был неколебимо уверен в том, что смерть не имеет права коснуться его своим крылом, а вот сегодня на собственной шкуре убедился в обратном. В том, что Господь ведет счет всем душам – праведным и заблудшим, отмеривая им положенный срок и прибирая к себе в тот день, который он сочтет нужным.
Вытоптанная уличная земля быстро пропитывалась кровью.
– Еще немного – и зуб даю, уходил бы меня бойкий старец, – рядом возник Мак-Лауд, переводивший дыхание с таким трудом, будто ему только что довелось проскакать от Тарса до Коньи. – Меч у тебя скверный. Пошли, выпьем за помин души раба Божьего Ангеррана.
– Мне думается, на самом деле у него было совсем другое имя, – неожиданно для самого себя брякнул германец. – И он не имел никакого отношения к роду де Фуа из Лангедока.