Время воды
Шрифт:
Его глаза не соврали: за девятнадцать «дипломатов» и одну деревню Пилющабы с бригадой непьющих «бобров» я приобрел у «Родины-4» «ЛенЛесТорг» вместе со всеми его потрохами. Под потрохами мы установили понимать все движимое и недвижимое имущество, которое имелось в здании, а также самого Керима, включая его дом, гараж и стоящую в гараже тачку.
Один «дипломат» я приберег для Маши. Эту денежную единицу я предполагал использовать в качестве подарка или покупки — если с Керимом было все понятно, то с Машей существовали варианты.
День и ночь ушли на разные юридические
Спустя четверть часа открылся склад, по роликам поехали коробки, наполняя собой пустые кузова «Газелей» с надписью «продукты». Работа шла размеренно и четко. Смена «родин» воспринималась работающим людом как нечто неизбежное. Подчиненные вообще переносят перемены легче хозяев. Сенсорные датчики хозяина (термин этот весьма абстрактен) настроены на деньги, а мир денег — есть пространство зыбкое и соприкасающееся с реальностью лишь местами. Когда Х 5-й «BMW» Керима появился в переулке, никто не бросился открывать дверь, раскатывать ковровую дорожку и подавать халат и тюбетейку, как это было принято в некоторых подразделениях «Родины-4».
Терпения Керима хватило ненадолго, он выбрался из машины самостоятельно, а вслед за ним показалась Маша. Она-то и надела тюбетейку на лысеющую голову бывшего эксплуататора. Керим взобрался на ступеньку перед входом, принялся бить в дверь и кричать, глядя в камеру, то есть прямо на меня.
Но и теперь никто не спешил впускать Керима и его спутницу внутрь. Они размахивали руками, неуклюже прыгали в своих тяжелых шубах, пытаясь сломать дверь или хотя бы дотянуться до видеокамеры. Они сердились, недоумевали, выходили из себя и ничего не понимали. Керим орал на видеокамеру, Маша орала на Керима — два толстых, некрасивых, постаревших человека, две глупых зверушки. А я сидел на стуле, расслабленный и неподвижный, глядел на них, рассматривал сквозь лупу и думал, что время беспощадно, и люди беспощадны, и женщины беспощадны особенно. Я пожалел, что вижу их такими, но временем я управлять не мог.
— Этот пусть стоит на месте, а женщину пропустите, — сказал я в коммутатор, когда устали глаза.
Машу впустили, Керима толкнули в грудь, он упал в снег, и тюбетейка слетела с его головы.
— Вы рейдер? — это были первые слова Маши, которые я услышал.
Ее голос огрубел от острой еды и сигарет. Она стояла на пороге кабинета в расстегнутой промокшей шубе и тяжело дышала.
— Я — Виктор, — ответил я без интонаций, что означало некую многозначительность.
— Виктор? — вскрикнула она. — Скобов, ты?
— Нет, — мое лицо скрывала тень. — Зачем же Скобов? Как-то неприлично звучит эта фамилия.
— Ах да, конечно, — сказала она чуть менее уверенно. — Лопухин?
— Опять неверно, — я поморщился.
— Ну вот, фамилию не помню, но — август, Гагры, танцы в темноте? — прошептала она уже без всякой надежды.
— Нет, — я подвинул ботинок вплотную к «дипломату» с деньгами, чтобы почувствовать, кто здесь хозяин, и включил лампу на столе.
— Попов! — Маша потянулась телом вперед. — Витеныш…
— Да, это я, — я попытался произнести эти слова сурово и строго. — Мария, как ты…
— Постарела? — фразу назад она была готова броситься ко мне, но замерла в полупозиции.
— Нет, совсем нет, — решил я ее успокоить. — Может быть, располнела немного.
— Располнела? — Машины глаза округлились. — А ты? Ты сам себя давно видел?
— Давно, — я еще не оценил степень своей ошибки.
— Оно и видно. И что ты вообще делаешь здесь? Ты что, не пьян? Тебе что, нужны деньги?
— Деньги, — повторил я. — А что нужно тебе?
— Сейчас же уходи, — голос Марии окреп, стал металлическим. — Тебя побьют и выгонят. Сейчас придет Керим. Вот двести рублей, возьми и уходи.
— Я взял бы и ушел, — ответил я, кончиком ботинка задвигая «дипломат» под стол. — Но не могу, прости.
— Что ты несешь?
— Керим все объяснит. Думаю, он уже понял.
— Ты забираешь у нас бизнес? — догадалась Маша. — Ты милиционер? Пожарный?
— Я лесник. И бизнес ваш мне не нужен. Можешь забрать его с собой. Вот он, весь тут. Могу завернуть в целлофан, — я показал на лежащую на полу табличку с золотыми буквами: «ООО Три Героглу». — Ты ведь тоже Героглу, не так ли?
— Да.
— Ну вот, бери. Она твоя.
— И что я буду с ней делать? И с ним, с Керимом?
— Я не знаю. Пусть подскажут твои юристы-одноклассники.
— А как же все, что с нами было?
— Не нужно теперь вспоминать про совесть. Я на работе.
— Попов, ты негодяй!
В критических ситуациях женщины действуют решительнее мужчин, у них меньше мозгов и больше отваги. Мария отказалась покидать помещение, пришлось ее нести. Ее накладные когти так и норовили впиться мне в глаза. Впрочем, я легко уклонялся и даже успел прощупать дорогие мне прежде места через густой мех мутона. С памятными местами все было в порядке. Возможно, мы могли бы подружиться с Марией вновь, но не хватило длины коридора.
Керим, напротив, проявил отчаянное малодушие. Он сказал, что Маша ему встала поперек горла, он готов с ней расстаться. Потому что у него уже три жены и один простатит. Говоря о простатите, он почему-то держался за голову. А затем, без какой-либо паузы, попросился ко мне на работу.
— Ты умеешь собирать чагу? — спросил я его, вспомнив о процентах, которые нужно было выплачивать Косбергу.
— Научусь, — закивал он. — Научусь, мамой клянусь!
— А она?
— И ее научу. И братьев.
— Хорошо. Теперь можешь идти.
Сделка была завершена.
Я вернулся в кабинет, посидел там минут пять, покрутил в руках авторучку, посмотрел в Интернете на шлюх и почувствовал, как во мне просыпается аппетит. Жажда бизнеса.
Я набрал номер Косберга:
— Товарищ каперанг, это Попов. Мне нужны еще кредиты. Это возможно?
— Входишь во вкус? — в голосе Косберга звучало нетрезвое добродушие.
— Нет, чистый бизнес.
— Чистый? В «пирамиду», что ли, втянулся? А на квартиру попасть не боишься?