Время воды
Шрифт:
Я сказал:
— Господа, хватит этого грязного быта! Мне кажется, мы уже не сможем изменить то, что происходит в городе. А поэтому и не будем. К черту революцию, к черту политику, к черту капитализм, к черту буржуазию! Я ищу женщину! Женщину, понимаете? Поэтому пейте! Пейте, господа! Это последний штурм!
— Не буду, — буркнул парень, уткнувшись носом в воротник пальто.
— А я — с удовольствием, — не отрывая взгляд от дороги, Василий вытащил флакон из коробки и с хрустом свернул ему горло. — Ух, хорошо, — через минуту выдохнул он, протягивая напиток пленнику. — Пей, студент.
— Не буду, — повторил тот, но взял.
А
Я сделал свой глоток вслед за ними.
Вася выключил музыку и два квартала мы проехали в тишине, после чего повторили круг.
— Ну, мир меняется? — спросил я, ощущая, как мой внутренний компас мониторит покрытое легким туманом пространство города.
Удивительно, как легко разруха, грязь и бардак вернулись обратно. А может быть, никакого порядка и не было? Может быть, мне так только казалось? Ну да хрен с ними, я ехал за Катей.
— Мир меняется? — повторил я.
— Еще как! — осклабился Вася. — Но для полной картины надо бы маленько добавить.
— А тебе, чувак? — толкнул я пленника в бок.
— Я — Игорь, — ответил он. — И я бы тоже выпил еще.
— Понятно.
Его ответ уже кое-что значил, и я распорядился выдать по бутылке на брата. Мы выпили, и каждый сосредоточенно замолчал, помогая алкоголю правильно расщепляться.
Так прошло около часа. Обстановка на улицах перестала интересовать меня совершенно, зато внутренний компас устойчиво показывал в направлении Старо-Невского. Сомневаться казалось унизительным. Это было то самое место. Я открыл глаза. Вася и Игорь вяло переговаривались.
— Ну вот ответь, Игореха: зачем вам все это нужно? — спрашивал Вася, глядя на Игоря исподлобья.
— Мы изменим несправедливый мир, — бесстрашно икая, ответил тот.
— Вы что, типа боги?
— Мы и есть боги, мы — члены организации «БОГ». «Боевая организация граждан» — в расшифровке.
— А не перегибаете с крутизной? — Вася сунул под нос Игорю большой узловатый кулак.
— Уже не боюсь, — пьяно засмеялся парень.
— Вижу, что все готовы, — прервал я их диалог. — Василий, дорогу видишь?
— Много дорог, — ответил мне он.
— Тогда трогай!
— Есть, — отозвался он. — Куда едем, Виктор Владимирович?
— Искать женщину!
— Значит, на Старо-Невский? — Вася завел мотор. — В рабочее время. Ух, ты!
— Полный вперед!
Вася повел по двойной сплошной, обгоняя звуки сирены, мигающей сине-фиолетовым цветом, и никакой грузовик с матросами не мог стать ему помехой…
В конце Старо-Невского имелся квартал, который не подпадал под юрисдикцию ни одной из существующих «родин» и функционировал сам по себе. Так сложилось с допетровских времен. Когда Петербург еще только задумывался, на этом месте стояла деревня, жители которой (все жители там были жительницами) заманивали охотников-чухонцев, вепсов, собирателей корней, и просто путешественников в свои хоромы и доводили ласками до безумия или смерти. Спустя триста лет мы с Косбергом неоднократно пытались закрыть это место. Но все, чего нам удалось добиться, так это выцыганить бессрочный абонемент на предъявителя. Что выглядело, скорее, как поражение, нежели победа. Но другим «родинам» не удавалось и этого. Абонемент лежал в моем нагрудном кармане, и мне казалось, что я нащупал след Катерины.
Мы затормозили у первого подъезда серого здания с осыпающейся лепниной, этим зданием начинался знаменитый квартал. Вход не обещал ничего необычного. Стандартная металлическая дверь, выкрашенная в зеленый цвет. Видеокамера над косым ржавеющим козырьком. Пахнущая мочой лестница, на которой мы очутились после того, как я поводил бессрочным абонементом возле замочной щелки.
Мне рассказывали, что все квартиры здесь соединены между собой, и опытный пользователь мог пройти ими достаточно далеко и очутиться хоть на Харьковской, хоть на Тележной, даже на Конной мог очутиться каким-то образом. И даже в дурдоме на Пряжке, за много километров отсюда.
Здесь имелось все, до чего могли дотянуться эрегированные фантазии современного человека. Массажные салоны. Оральные кабинеты. Вагинальные комнаты. Смотровые боксы для озабоченных. Машины и механизмы для поднятия усталого либидо. Воняющие нечистотами подвалы для садо-мазо. Темные чердаки для кровосмешения коллективного бессознательного.
Перебирая в уме варианты, я почувствовал потребность проинструктировать своих коллег, а заодно и себя самого. Я сказал, выдавая членам своего маленького отряда еще по бутылке:
— Помните, это не обычное бл-тво, это — задание. Поэтому не поддавайтесь на провокации. Держимся вместе. Не пьем без повода. Не бьем без повода никого. Повторяю: мы ищем женщину. Женщину! Ее приметы…
Тут я задумался. О чужой любви можно говорить много, но очень трудно описать того, кого любишь. Преодолевая стыд, я попробовал:
— Она… она как тростник на ветру. Нет, не то… Она похожа на снежинку, таящую у тебя на ладони… Нет… Она теплая… Я вижу свет, оттого что ее сердце бьется. Вот! Все понятно?
Василий с Игорем нехорошо переглянулись и сказали в один голос:
— Вроде бы все.
— Тогда вперед! Виски к бою. Возьмем эту крепость приступом!..
В моем возрасте следовало учесть, что такие крепости не берутся штурмом. Они вообще не берутся… Мы атаковали резко и мощно. Думаю, со стороны мы походили на богатырей — Илью, Добрыню и Алешу. Застигнутый врасплох ворог бежал без оглядки.
Мы прочесали вдоль и поперек первый дом и двинулись дальше. В безудержном рывке мы потеряли тылы, тогда-то постепенно и стало сказываться численное преимущество наших врагов. Сначала, как менее опытный, от атакующей группы был отсечен Игорь: захвачен и скручен количественно превосходящим отрядом садо-мазо фурий. Затем пришла очередь Василия. Что произошло с ним — я не знаю. Не видел. Я слышал лишь его дикие крики. Надеюсь, ему пришлось хорошо.
Надо отдать мне должное, я продержался дольше других. Но в конце концов и я оказался в окружение четырех прекрасных блондинок и виски.
Так или примерно так закончился этот день.
Глава 30. ОКОНЧАТЕЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
И так начинался день следующий.
Я, капитан второго ранга Виктор Попов, второе лицо в иерархии «Родины-6», лежал связанным на соломенном тюфяке в мятой исподней одежде, в комнате с бурыми кирпичными стенами и сырым каменным полом. В комнате без мебели, окон и, как мне сперва показалось, без двери. Судя по жажде и чувству стыда, вчера я жестоко бухал. Память играла со мною нечестно, в закрытую. Она подсказывала мне только то, что хотела сама.