Время волков
Шрифт:
Когда Айтверн оказался в восточном крыле, его бег чуть замедлился, а на подходе к учебной комнате и вовсе перешел на шаг. Массивная дубовая дверь была распахнута, из комнаты доносились голоса. Артур с ногами забрался на широкий озаряемый солнцем подоконник и принялся слушать.
– … едва не привело королевство к гибели. Если бы не магия Его Величества Бердарета Первого, и не единодушие высоких лордов, сплотившихся вокруг его знамени, то стране наступил бы конец. Марледай превратила бы наше государство в жалкую, разграбленную провинцию, задушенную податями и поставляющую солдатню на убой в ряды имперских легионов. Только не имевшее примеров в истории взаимодействие знати и древнего волшебства спасло наших предков от порабощения. В битве на Борветонских полях Его Величество
– Значит, - второй голос был юн и выдавал в собеседнике преподавателя девушку, - первый Ретвальд был последним волшебником на земле?
– Сестренка, она всегда любила слушать сказки про магию, еще когда старая Анна рассказывала им их у огня, в зимние вечера. Губы Артура сами собой сложились в любящую улыбку.
– Хроники говорят, что да, - подтвердил мэтр.
– Во всяком случае, с тех пор не было слышно ни о каких чудесах или деяниях, достойных именоваться волшебством. Даже сын и преемник монарха, Артебальд Третий Ретвальд, никогда не выказывал признаков владения сверхъестественными силами. Одни говорят, что сын Бердарета не обладал магическим даром, другие - что король-чародей попросту не захотел обучить наследника своему искусству, третьи полагают, что Артебальд владел Силой, но скрывал это всю жизнь, не имея поводов и необходимости ее применять. Правды не знает никто, и уже никогда не узнает.
– Как жаль, - проронила Лаэнэ Айтверн.
– Жаль?
– эхом откликнулся мэтр Гренхерн.
– Юная леди сожалеет об исчезновении из нашего мира магии? Это можно объяснить тягой к небывалому, испытываемой молодостью. Но сам я всегда полагал, что вреда от волшебства было бы куда больше, чем пользы. Это очень опасная вещь - оружие, способное ставить города и народы на грань уничтожения, и вдвойне оно опасно, будучи отданным в руки не достойным и не мудрым, не сильным и не смелым, а совершенно случайным людям, не отличающимся от окружающей их толпы ничем, кроме врожденного дара, позволяющего творить заклятия. Магия делает людей неравными.
'Сам я всегда полагал…' Вот оно, пошло-поехало. Стоит начаться подобным разговорам, и вино тут же скисает и обращается в уксус. "Сам я всегда полагал", "факты позволяют утверждать, что", "по моему скромному мнению", и тра-та-та. Высокоученые дискуссии, самый верный способ из всех, чтобы убить время. Нет, отец поступил неразумно, обрекши Лаэнэ на выслушивание подобных глупостей, даже если подобные глупости ей весьма по душе. Нечего бедной девочке забивать себе голову всевозможной чушью, нечего и все. От пустых бесед ум не крепнет, а, напротив, сохнет. Говорят, кстати, что наследник престола, его высочество принц Гайвен, тоже падок до всяческих историй и философий. Артур не был особенно близок с принцем, тот редко появлялся на публике, но если идущие о нем слухи правдивы, дела обстоят невесело. Наследник престола, увлеченный всевозможной чушью, это ли не наипечальнейшая из новостей! Впрочем, ничего удивительного в том нет. Яблоко редко укатывается далеко от яблони, а нынешний государь, король Роберт, и сам не бог весть что. Артур вспомнил малахольного монарха, склонного к произношению напыщенных речей, и скривился.
– Магия делает людей неравными?
– будто во сне повторила дочь герцога Раймонда Айтверна, отвечая на слова своего наставника.
– А разве среди людей вообще есть равенство? Ну вот… Давайте, скажем… Давайте рассмотрим простейший пример, - наконец решилась она.
– Наше королевство. Ну… Или вообще любое королевство. Им правят знатные вельможи, а слово простого народа не значит ничего. Но кто дал право нам, лордам, решать за всех остальных? Какой-нибудь герцог… Или граф… Или барон… Откуда взялась их власть? Лишь оттого, что они рождаются сыновьями другого герцога или барона… Ну разве это не случайность? Разве одно неравенство отличается от другого?
Артур с досады тихонько постучал кулаком по стене. В последний год подобные идеи прочно завладели прелестной головкой его сестры, и та старалась свести к ним любой разговор. У самого юноши от них сводило скулы и начиналась зубная боль. Он не имел привычки тратить время на высокие размышлениях о высоких предметах. Пить, гулять, веселиться, драться, ездить на коне, играть, петь, любить - сколько угодно, ради таких вещей и пристало жить на свете, тем более если вы молоды, удачливы и полны сил. Но ломать голову над сложными и никому не нужными проблемами? Благодарю покорно, увольте.
– Вы ошибаетесь, моя госпожа, - в голосе лектора меж тем послышалась улыбка.
– Книга Книг учит, что Господь сотворил всех людей равными промеж собой, из крови своей, но полученным равноправием они распоряжались уже сами. Кто-то пахал, кто-то сеял, кто-то впустую прожигал свои дни - а кто-то взял в руки оружие и стал защищать других от диких зверей и отвратительных тварей. Неудивительно, что именно последние и приняли ответственность за род человеческий, положив начало дворянскому сословию. И нынешнее положение - естественное следствие того, давнего разделения. Мы, живущие сейчас, неотделимы от выбора, сделанного далекими предками, ибо они живут и в нас, и каждое принятое ими решение есть также и наше решение. О нет, родиться наследником графа ли, кровельщика ли - вовсе не случайность. Ибо каждый из нас в известном смысле и есть тот граф или тот кровельщик, что положил начало нашему роду. Это очевидно. Взгляните, к примеру, на своего отца, лорда Раймонда, и сравните его… скажем с его прадедом, Золотым Герцогом Радлером. На фамильных портретах они неотличимы друг от друга, а любое деяние лорда Радлера, описанное в хрониках, вполне могло быть совершено вашим отцом. Тоже самое можно сказать и о ком угодно еще. Разве Мартин Лайдерс не есть точная копия своего далекого предка, воспетого в песнях? Того, что был верен рыцарской чести настолько, что она привела его к безумию и смерти?
– Лайдерсы ненавидят нас, - задумчиво сказала Лаэнэ.
– Так говорят все. Ненавидят, всегда в спину, и никогда - в лицо. Они так и не простили нам смерти лорда Камблера… На Зимнем Балу я встретила герцога Лайдерса… он раскланялся со мной и немного поговорил, очень учтиво… Но я видела его глаза. Такие холодные… Господин наставник, они наши враги и всегда ими останутся.
Артур спрыгнул на пол и подошел к двери:
– Пустое, сестренка. Ты наслушалась сплетен.
Лаэнэ Айтверн, сидевшая на скамье перед столом наставника, спиной к коридору, резко развернулась и вскочила на ноги. Ее волосы цвета свежего меда разлетелись по плечам.
– Артур! Ну и сюрприз!
– Я всегда прихожу незваным, - признался молодой человек, крепко обнимая сестру и проводя губами по ее щеке.
– Компенсация за то, что не появляюсь вовсе, если позвать.
– Честности у тебя не отнимешь, - засмеялась Лаэнэ, ускользая из его рук и делая шаг назад.
– Отец очень беспокоился, - сказала она тихо.
– Совершенно зря, - Артур беспечно махнул рукой.
– Чего со мной может случится, если я лишний раз не переночую дома? Бессонница? Ну так много спать даже вредно.
– У отца спроси, - отрезала девушка, бросив быстрый взгляд в сторону мэтра Гренхерна. Мэтр Гренхерн, седобородый муж в черном камзоле и с тремя серебрянными цепями на груди, символом магистерского достоинства, как раз поднялся из позолоченного кресла и попытался исполнить придворный поклон:
– Милорд, для меня большая честь видеть вас.
– Не сомневаюсь, - не стал сомневаться Айтверн, - а для меня большая честь также вас и слышать. Вижу, обучение идет, и даже бежит, если не летит. Когда я зашел, речь шла о владыках Севера, не так ли?