Время волков
Шрифт:
– Ты же умер… - пробормотал Айтверн, чувствуя, что голова у него немного прояснилась. Самую малость. По спине прошлась морозная дрожь, слегка закололо в левом боку. Ледяная градина обожгла щеку.
– Я видел, как ты умер…
– Не умер, а был убит. Вам, герцог, стоило бы научиться различать эти два понятия, - Гальс раздвинул губы в жутком подобии улыбки, куда больше напоминавшем волчий оскал.
– А еще, герцог, - продолжил он с легкой укоризной, - вам пора прекратить бегать от прошлого и заглянуть наконец в лицо истине. Я не просто был убит, но был убит вами. Не отрекайтесь от собственных деяний, это трусливо. Хотя, строго говоря, я не в обиде на вас, ведь окажись удача чуть благосклонней, это моя шпага отыскала бы ваша сердце.
Александр говорит правду, подумалось Артуру. Александр всегда говорил правду, и когда мы были друзьями, и когда мы стали врагами. К его совету стоит прислушаться. Мне и в самом деле пора начать отвечать за то, что я делаю. Не забывать о вещах, которые делаю. Это не значит, что я должен от чего-то отречься или поступать в чем-то иначе. Нет, мне просто следует не отворачиваться ни от чего, что случилось.
– Да, граф Гальс, это я вас убил, - отчетливо сказал Артур Айтверн, распрямляя плечи и подняв подбородок.
– И мне жаль, что я так сделал, но если бы мы вновь встретились, я бы убил вас снова. Потому что мы - враги.
Гальс удовлетворенно кивнул, казалось, ему понравились сказанные Артуром слова.
– Замечательное решение, герцог, ваша твердость
И, едва успев договорить, Гальс взмахнул шпагой, стряхивая с ее клинка тяжелые дождевые капли, и сделал выпад. Артур сам не понимал, как он смог увернуться в сторону, по большому счету он должен был сейчас погибнуть, однако собственное тело вдруг сделалось куда более быстрым и проворным, чем когда-либо прежде. Шпага Александра пронзила пустоту. Гальс тут же развернулся к своему ускользнувшему противнику, и вновь атаковал. Его клинок отразил отразил очередную ослепительную вспышку, столь яркую, что у Артура помутилось зрение. Айтверн пожалел, что его меч сломан и бесполезен для поединка, и вновь увернулся, отступая к дальнему краю площадки, к обрыву, за которым разверзлась пропасть, не имеющая ни предела, ни дна, неизмеримая бездна, упав в которую, будешь с бессмысленным криком пронзать пустоту, пока не закончится время. Что же предпочесть, честную смерть или вечное падение? Александр Гальс наступал, непобедимый и неотвратимый, совсем как тогда, в Стеренхорде, но на сей раз Артур понимал, что его противнику и впрямь суждено победить. Тут накал урагана достиг наивысшей точки, буря ревела, будто сошедший с ума медведь, вода изливалась с неба вперемежку с градом, а черная башня затряслась, заходила ходуном, стремительно раскалываясь. Несколько скульптур, химерические бестии вперемежку с господними ангелами, сорвались со своих постаментов и рухнули вниз. По камням пробежали трещины, расходящиеся во все стороны и стремительно расширяющиеся, башня затряслась и накренилась. Артур чуть не упал, но вовремя перепрыгнул через разверзшуюся пропасть и опрокинулся прямо на выступ стены. Айтверн впечатался в кирпичную кладку спиной, а там, где стоял он минутой раньше, разверзся провал. Александр перескочил через все увеличивающуюся пропасть и вновь оказался рядом с Артуром. Противоположная сторона башни, отделившаяся от той, на которой они оказались, продолжала склоняться к земле, пока наконец не развалилась в полете и не обрушилась вниз градом огромных каменных глыб. Гроза зашлась в хохоте.
– Вы не можете убегать вечно, - улыбнулся Александр, подходя вплотную и вскидывая шпагу, - убегать вообще - занятие бессмысленное.
Артур повернулся к нему лицом, невзирая на дикую боль во всем теле, и приготовился к смерти. Но тут налетел новый порыв ветра, леденящий, сбивающий с ног, режущий жадными стальными лезвиями, ветер налетел, смял все бытие и погрузил мир во тьму.
Глава шестнадцатая.
День, когда войска короля, называвшего себя Гледериком Картвором, и войска принца, называвшего себя Гайвеном Ретвальдом, встали лицом к лицу, выдался странным и смутным. Солдаты шептались, что всю минувшую ночь звезды срывались с неба - одна за другой отрывались от хрустального свода и падали вниз, а потом, грохнувшись о землю, разлетались в стеклянную пыль. Кто-то видел ундин в стоячей воде, кто-то рассказывал о встреченном вороне, трижды крикнувшем слово "железо", кто-то клялся на Священном Писании, что рано поутру не заметил у товарища тени. Еще говорили, что солнце в то утро поднималось над горизонтом дважды, дважды наступил рассвет - к большой крови, если верить приметам. Некоторые рассказывали о всадниках, проскакавших по небу, и о двух воинах, сражавшихся все там же, высоко над землей. Что один из них - Гледерик Картвор, не сомневался никто, во втором узнавали принца Гайвена, Артура Айтверна, герцога Тарвела, и даже самого лорда Раймонда. Один седоусый ветеран, много лет ходивший под началом прежнего маршала в походы, уверял сослуживцев, что сегодня Раймонд Айтверн встанет из могилы, сменит саван на боевой доспех и отомстит за свою смерть. "Чужеземцу не уйти от расплаты, за все надо отвечать, да", горячился старик, начищая щит.
Две армии встали напротив друг друга, на широком поле, недалеко от брошенной жителями деревни, именовавшейся Смоуки-Хиллз - там разбили лагерь войска узурпатора, а люди Ретвальда выдвинулись с западных холмов. Дружины Запада и Севера выходили на позиции, строились ровными рядами на растоянии нескольких полетов стрелы, разделенные пока еще проливом из колышущихся трав. Ненадолго. Крики, шутки, бесшабашная солдатская ругань. Волнение. Горны молчали, приказов наступать еще не было, ожидание петлей обвивало горло. Час еще не пробил. Все еще можно изменить. Ничего уже не изменишь.
Картвор выслал герольдов. Разряженные в пух и прах, щеголяющие атласом и шелками, они приехали на роскошных белых конях, дабы сообщить волю пославшего их. Гледерик Первый призывал своих врагов прекратить упорствовать и сложить оружие. Взамен он обещал всем "бунтовщикам" прощение и заявлял, что навеки забудет об их "мятеже". Хороший король. Милосердный.
Артур отослал герольдов назад.
Налетевший с севера промозглый ветер трепал знамена, одно - с вставшим на задние лапы хорьком, и другое - с яблоневым деревом. Кони беспокойно мотали гривами, в воздухе пахло мокрой травой. Дождь шел накануне, и наверняка грянет к вечеру. А пока - просто дымные сумерки. Сумерки, хотя время еще не перевалило за полдень. Чудеса случаются в час умирающего света, вспомнил Артур малерионские сказки. Чудеса никогда не бывают добрыми, но и злыми не бывают тоже. Они просто есть. Иногда забирают у нас душу. Ты, кажется, сам мечтал оказаться в сказке? Поздравляю, ты внутри нее. И никто не виноват, что по роли своей ты больше похож на злодея, а не героя.
Эй, вы! Все, кто верил в легенды и внимал старинным балладам! Все, кто звал золотой век на смену веку железному! Кто мечтал о возвращении короля! Все, все, все! Ваш король вернулся. Протяните ему руку. Преклоните перед ним колено. Идите за ним. Он построит вам белый город, и увядшие деревья вновь оденутся листвой. Король сотворит новый мир, себе и вам по мерке. Если сможет. Если сумеет. Потому что, видит Бог, я лягу костьми и сделаю все, лишь бы только он не сумел. Я, Артур Айтверн. Тот, кого вы не ждете, тот, кто встал на пути у вашей мечты. Сын Раймонда Айтверна, убитого такими, как вы - верящими в закон, порядок, справедливость, процветание и государственные интересы. Брат Лаэнэ Айтверн, сделанной вами пешкой в державных играх. Праправнук Радлера Айтверна, решившего, что иногда жить - достойней и правильней, нежели умирать. Далекий потомок Майлера Эрвана, поднявшего меч против повелителя тьмы. Это все я. Позор благородного семейства, предмет всеобщих разочарований. Гуляка, повеса, пьяница, дуэлянт и бабник. Прямо уж скажем - дурак. Это все я, все мое, никуда не денешься. Я - не такой, как вы. Вы знаете, зачем вы делаете то, что делаете, на каждый вопрос у вас найдется по ответу, разъясняющему, почему можно лгать, предавать, нарушать свое слово и бить в спину. Это ведь все ради будущего, добра и света, ради дивного нового мира, что настанет после вашей лжи. Вы знаете это, а я знаю, что должен вас остановить, что дивный новый мир нельзя создавать - вот так. Пропади они пропадом, белые города и золотые дворцы, если строить их следует так, как строите вы. Я знаю, чего делать нельзя. И я не отступлю. Эта сказка еще не дописана! Может быть, на сей раз злодею удастся остановить героя.
Серый день. Сырая земля. Горькие травы.
Над землей - тучи.
Северный ветер.
Начало и конец.
Это - мой холм Дрейведен. И я не отступлю.
В пластинчатых белых доспехах, в наброшенном на плечи белоснежном плаще Гайвен Ретвальд казался статуей, вылепленной из льда и снега. Ладонь принца, который, если они смогут, если они выстоят, оденет наконец корону, лежала на рукояти меча, ветер рвал его черные волосы, а за спиной трепетало родовое знамя. Интересно, каким был его предок, чародей по имени Бердарет Ретвальд, человек, которому хватило не то чувства юмора, не то ума, не то здравого смысла поместить себе на герб не льва, не акулу и не орла, а всего-навсего - хорька? Забавный, наверно, был человек. Гайвен стоял на вершине холма, глядя на раскинувшуюся впереди равнину, туда, где темным морем перекатывались его войска. Не его войска. Войска Айтвернов, Рейсвортов, Тарвелов, и лишь малая их часть под командованием маршала Раймонда Айтверна прежде служила королю. Куда больше королевских солдат находилось сейчас по другую сторону поля.
Артур стоял в нескольких шагах от своего господина. Молчал, сложив руки на груди. Думал обо всем, что придет в голову, недавнее воодушевление сменилось диковатой смесью тревоги, скуки и разочарования. Он не будет драться. Сегодня - не будет. Так хотелось взлететь на коня, вооружиться копьем и промчаться через все поле, увлекая за собой половодье конницы, а потом врезаться прямо во вражьи ряды, крушить их, чтоб никто не устоял на ногах, ни одна тварь. Скорость и напор, металл и конские копыта, да кто способен отразить такое? Разве можно стать заслоном на пути бури? Им, самим, конечно, можно, а вот враги не сдюжат. Так думал Айтверн… и мало что не грыз локти с досады. Потому что мечтам никак не было суждено сбыться. Как доступно, с применением первосортной брани объяснил ему Тарвел накануне, маршал не может участвовать в сражении. То есть может, но только если он совсем дурной. А нормальный, грамотный полководец обязан отечески взирать на баталию откуда-то сверху, хорошо хоть просто с пригорка, а не с небес, и отдавать разумные приказы, если дело вдруг неважно запахнет. Артур не собирался внимать этим доводам, ему отчаянно хотелось дорваться до настоящей драки. Какие тут отдавать приказы, возразил он Тарвелу, пока гонец с высочайшим распоряжением доберется в самую гущу боя, отданный приказ уже сорок раз устареет. Тогда лорд Дерстейн прямо сообщил - плевать на приказы, командир из тебя пока что никакой, но раз уж притащил на поле своего драгоценного принца, не отходи от него ни на шаг. Мало ли что может случиться. Артур был вынужден признать, что Тарвел прав по сути, хотя и ошибается в деталях. Артур Айтверн отнюдь не притащил на поле боя Гайвена Ретвальда. Гайвен Ретвальд явился сюда сам, пропустив мимо ушей горячие возражения Артура Айтверна. Упрямая скотина. И откуда только берется все в нем? Заморыш же по виду, пустое место, однако против того же Гледерика биться вышел и страха не выказал. Редкостная глупость, но и храбрость тоже. Отчаянная, дурацкая, сопливая храбрость, и сам не понимаешь, хочешь ли одобрительно хлопнуть новоявленного смельчака по плечу или сильно, от души избивать, пока тот не потеряет сознание от боли. Артур и сам знавал толк в подобной храбрости, за последних два года, что он жил в столице, к молодому человеку привязалась слава настоящего сумасшедшего. Он всегда держал нос по ветру и мчался на всякий встречный пожар, швырял перчатки в лицо тем, кого полагал мерзавцами или же попросту встревал в кабацкие драки. Самое лучшее утро из возможных - это утро на речном берегу, когда от воды разит прохладой, солнце еще не поднялось из-за крытых красной черепицей крыш, под сапогами перекатывается песок, а в руках шпага. И тот, другой, напротив, тоже вооружен и готов к схватке, и тоже совсем никого и ничего не бояться, и это правильно и хорошо, что другой не боится, ведь какой интерес драться с трусами. И неважно, кто победит, хоть так, хоть так не проиграешь… Ты ничем не рискуешь, кроме собственной жизни, а ей рисковать совсем не страшно. Умрет он себе и умрет, собой же рискуешь, а не кем-то, подумаешь, много делов! У Артура вдруг перехватило дыхание. Собой он выходит всегда рисковал, а не кем-то… но как же сестра? Дядя? Отец?! Что сталось бы с ними, погибни он на одной из своих дуэлей, смогли бы они беспечно пожать плечами и жить дальше, как ни в чем не бывало?! Если ты умираешь по собственной глупости, не предаешь ли ты тех, кто тебя любит? Имеешь ли ты право вот так вот скакать по самому краю? Подобные мысли никогда прежде не приходили Айтверну в голову. Год назад Артура прилично достали на одной дуэли, противник, вертлявый и ловкий как бесовское отродье, пробился сквозь его защиту и ранил в бедро. Хорошо ранил, как следует, ногу тут же насмерть скрутило судорогой, и юноша повалился на землю. Враг спокойно, без лишней спешки, подошел к распластавшемуся на земле Артуру, отведя шпагу в сторону. Стоял, смотрел на него, опустив голову, и не двигался. Пальцы Айтверна вцепились в эфес, юноша собрался, готовясь ударить с земли - пусть враг подойдет на шаг, хоть на шажок, ну же, давай, смелее, не робей, дружище, должен же я тебя достать. А победитель, почти победитель, почти, ведь игра еще не закончилась, игра заканчивается лишь тогда, когда заканчивается жизнь, почти победитель стоял без единого шороха, слишком далеко, недостаточно близко. Должно быть раздумывал, добить или пощадить. Из-за чего же они тогда сцепились… Кажется, кто-то кого-то оскорбил. Смертельно, безусловно смертельно, с чего бы иначе драться без всяких свидетелей, но вот сама суть оскорбления безнадежно выветрилась из памяти. Победитель стоял и смотрел, наконец кончик его шпаги дрогнул. Артур собрался, готовый броситься вперед - как оказалось, совершенно напрасно. Потому что его противник все так же молча отвернулся и ушел прочь, и поднявшийся ветер смял с песка следы его сапог. Артур выждал несколько минут, а потом, давясь отборнейшей бранью, спрятал свой клинок в ножны и пополз прочь с пляжа, оставляя позади себя кровавую дорожку. До ближайшего жилого дома было всего несколько сотен шагов, но этот путь отнял у юноши не меньше пятнадцати минут. Несколько раз Айтверн порывался встать, но нога неизменно его подводила. Наконец Артур добрался до цели, растянулся на пороге и что было мочи заколотил в дверь. Заспанный хозяин высунулся на улицу не сразу, и был он порядком зол появлением нежданного гостя, но сунутый гостем золотой стерлинг решил дело. Сердобольный горожанин крикнул стражников, и вскоре те дотащили Артура до фамильного гнезда. Отец был в гневе. От него прямо-таки рвались искры нешуточной злости, такой, что сыну Раймонда, искренне полагавшему себя не ведающим страха, сделалось не по себе. Раймонд Айтверн сухо отчитал Артура, нарочно выбирая такие слова, что свежую рану от них начало жечь еще сильней, чем раньше, распорядился насчет лекаря и ушел. Слуги потом рассказали, что герцог взял из конюшен лучшего жеребца и гонял его до самого вечера. Тогда Артур не мог понять причин отцовского неистовства. Ну еще бы, мудрено представить, что ты кому-то дорог и за тебя кто-то может бояться! И что злиться на тебя могут лишь потому, что боятся тебя потерять. Сам ни за что не поймешь, покуда не увидишь, как друг бодро шагает смерти в пасть. Друг?! Ну вот, Артур Айтверн, наконец у тебя хватило смелости посмотреть правде в глаза. Друг. Не сюзерен, не повелитель, не нуждающийся в опеке попутчик и уж точно не совершенно посторонний человек. Вот только… Ты сам понимаешь, что такое "друг"? Раньше ты полагал, друзья - это те, с кем хорошо вместе пить. Раньше ты много чего полагал, о чем теперь и вспомнить стыдно. Друзья - это те, с кем не стыдно умирать.