Время войны
Шрифт:
Это был первый воздушный бой легионеров с целинцами, а второй случился, когда на перешеек залетели самолеты из соседнего округа.
С ними справиться было еще проще. Только один из целинских летчиков успел крикнуть: «Меня атакуют!» — а другие вообще не поняли, что случилось.
Что касается пассажирских самолетов, то сбивать их не понадобилось. Диспетчерская в Чайкине, захваченная легионерами в первые часы высадки, попросту заворачивала все рейсы, ссылаясь на грозу и шторм на перешейке.
Однако буквально через четверть часа после налета на полк Никалаю
Бойцы разразились криками «Ура!» Они подпрыгивали от радости и махали руками, словно три винтовых самолетика могли изменить весь ход войны.
Но случилось страшное. Истребители неожиданно зашли на пехотинцев от солнца и сбросили на дорогу шесть бомб. А потом принялись утюжить шоссе, осыпая его пулеметными очередями.
Только на третьем заходе Никалаю сообразил, что происходит и закричал:
— Стреляйте по ним! Стреляйте! Огонь!!!
И чтобы вывести уцелевших бойцов из ступора, сам начал палить по истребителям из пистолета.
Но его примеру последовали только двое. Игар Иваноу, который не отходил от командира ни на шаг и таскал с собой подобранный на поле боя карабин с четырьмя патронами, и бывший зэк, который давеча снимал с арестантов наручники.
Игар выпустил в небо все четыре патрона и упал ничком в кювет, потому что самолеты вышли на новый заход. А зэк был экипирован получше и, стоя посреди дороги на широко расставленных ногах, дал по истребителям длинную очередь из ручного пулемета. И, как ни странно, попал.
Самолет, задымив, стал снижаться, а поскольку шел он низко, времени на прыжок пилоту не оставалось. Однако ему удалось выровнять машину над полем и посадить ее на брюхо без особого вреда для себя. Все видели, как он вывалился из кабины и проворно отбежал от нее на безопасное расстояние, прежде чем самолет взорвался.
Все, кто еще мог держать оружие, тут же открыли огонь по бегущему пилоту, хотя Никалаю во весь голос кричал:
— Не стрелять! Брать живым!
Два оставшихся истребителя пытались прикрыть своего, но как-то неуверенно. Как видно, им совсем не хотелось разделить его участь — поэтому они поднялись повыше и стреляли оттуда не слишком метко.
Бывший зэк продолжал строчить по самолетам из пулемета и в конце концов его прошило встречной очередью. А пилота упавшего истребителя все-таки взяли живьем. При жесткой посадке он повредил ногу и не мог быстро бежать.
Он долго отстреливался из двух пистолетов по-македонски, а в него никак не могли попасть, но зато сумели окружить — и не убили только потому, что его прикрыл своим телом Никалаю, который первым бросился на врага, когда у того кончились патроны.
Следом кинулись и все остальные, и хотя сильный противник в синем комбинезоне и эрланском боевом шлеме умудрился разбросать эту кучу малу, бежать ему было некуда.
Однако ответов на вопросы от него добиться не удалось. Пленный молчал, как рыба об лед — только в самом начале бросил несколько слов по-английски, но не целинцам, а тем, кто был с ним на связи.
Он сказал: «Я в плену. Буду уходить при первой возможности», — но никто из целинцев его не понял. Здесь не имели ни малейшего понятия об английском языке.
Сам пилот тоже не был англоязычным — просто в спецназе воздушной фаланги английский знали почти все. Там подобрались асы, которые умели летать на всем, что только может подняться в воздух, и еще много сверх того — летчики испытатели и супермены из особых диверсионных отрядов, которых учили управлять любыми средствами транспорта от верблюда до авианосца.
Они участвовали в захвате аэродромов вместе со спецназом 108-й и наземных фаланг, а потом оседлали целые и невредимые трофейные самолеты и отправились на свободную охоту, прикрытые от своих только сигналом «Я свой», а от чужих — ничем, кроме летного мастерства.
Но мастерство подвело. Это эрланскую реактивную машину трудно сбить из ручного пулемета, а целинские фанерные самолетики горят за милую душу. Самолетов в целинской народной армии много, а дюраля — мало, так что фанера — самый ходовой материал.
Когда стало ясно, что толку от пленного не добиться, встал опрос, что с ним делать. Многие были за то, чтобы расстрелять на месте — зачем полку такая обуза. Но Никалаю решил, что пленного надо доставить в управление контрразведки, то есть в Чайкин — а это им как раз по пути.
По пути-то оно, конечно, по пути, но после двух воздушных налетов численность отряда сократилась еще наполовину, и назвать это жалкое сборище мотострелковым полком уже совсем не поворачивался язык.
И все же цель оставалась неизменной. Отряд продолжал двигаться к Чайкину, оставляя по деревням раненых, которые не могли дальше идти.
Проходя через небольшой городок с названием Гиройсак, солдаты увидели на площади толпу народа, окружившую столб с репродуктором. Репродуктор, как ни странно, работал. Радиотрансляционная сеть была локальной — сигнал расходился по проводам от городского приемника, а волну центрального радио никто не глушил.
Бодрый мужской голос из черной тарелки торжественно вещал:
— По приказу великого вождя целинского народа лица Тамирлана Бранивоя целинская народная армия в ответ на вероломное вторжение амурских орд перешла в решительное наступление, пересекла демаркационную линию и, форсировав водные преграды, углубилась на территорию противника, преследуя по пятам бегущие в панике амурские войска.
Какие-то изможденные ребята в форме военной школы вполголоса переговаривались между собой.
— А у нас-то почему все наоборот? — в недоумении спрашивал один.
— Ну как ты не понимаешь?! — возбужденно увещевал его другой. — Они же напали внезапно. Их здесь никто не ждал. Но ничего. Скоро подойдут наши подкрепления, и тогда мариманы тоже побегут.
30
На первом селекторном совещании штабов после высадки земные генералы с грехом пополам убедили маршала Тауберта отложить «разбор полетов» до вечера. Но теперь вечер уже наступил, и в связи с этим маршал устроил подчиненным новый разнос.