Время, вперед !
Шрифт:
Маргулиес встал и вышел из конторы, хлопнув щеколдой.
Он остановился на пороге.
LXI
Толпа расступилась.
Он, не торопясь, пошел по направлению к машине. Ханумов стоял посредине настила, расставив короткие кривые ноги, и смотрел не мигая ему в глаза. Маргулиес вплотную подошел к Ханумову.
– Что же вы не начинаете?
– сказал он обыкновенным тоном, подавая бригадиру руку.
– Ноль часов пятнадцать минут. Времечко, хозяин, времечко.
Ханумов не спускал с него суженных, остановившихся глаз. При зеркально-гелиотроповом свете прожекторов его лицо казалось совершенно белым.
– Что там Мося треплется насчет нашей нормы, хозяин, - сказал он неузнаваемо тихим и сиплым голосом, - объясни, пожалуйста, будь добр! Какая норма?
Бригада обступила их молча.
– Норма от сорока до сорока пяти в час. Не больше четырехсот замесов в смену.
Глаза Ханумова стали еще напряженнее и уже.
– Костя - четыреста двадцать девять, мировой рекорд, а я после Кости четыреста?
– Больше пока невозможно.
– Давид Львович, ты, наверное, смеешься?
– Вот чудак! Ты чудак человек, Ханумов.
– Маргулиес близко заглянул ему в глаза нежными, близорукими глазами.
– Больше четырехсот никак нельзя. Надо сначала проверить качество. Через семь дней раздавим кубики, посмотрим прочность, тогда - пожалуйста, хоть восемьсот... если качество позволит... Понятно?
– Косте можно, а мне нельзя?
– с тупым упорством сказал Ханумов.
– Подожди.
– Давид Львович, пятьсот?
– Невозможно.
Ханумов хорошо знал Маргулиеса. Он понимал, что спорить бесполезно. И все же он упрямо повторил:
– Пятьсот.
– Нет.
Бригадир растерянно оглянулся по сторонам. Со всех сторон смотрели напряженные лица, неподвижные, ждущие глаза.
Подходили: Корнеев, Мося, Налбандов.
Ханумов искательно улыбнулся.
– Четыреста пятьдесят... хозяин?
Маргулиес замотал головой.
– Времечко, времечко...
– Четыреста пятьдесят?..
– Брось торговаться, Ханумов. Мы не на базаре. Задерживаешь работу. Времечко.
У Ханумова надулась шея.
– Пятьсот!
– закричал он изо всех сил.
– Тогда пятьсот - и ни одного замеса меньше. Пятьсот!
Он дрожал от бешенства и упорства.
– Не выйдет.
– Ты что... Ты что...
– с трудом переводя дух, проговорил Ханумов.
– Ты что, Давид Львович... Душу из меня хочешь вынуть? Хочешь меня осрамить перед людьми? Насмешку из меня сделать? Давид Львович! Ты ж меня знаешь... Ты меня знаешь, я тебя знаю. Мы ж с тобой вместе плотину клали. Вместе руки и ноги морозили...
Налбандов стоял, заложив руки за спину, упираясь задом в палку. Он насмешливо и внимательно щурился.
Маргулиес резко мотнул головой.
– Товарищи! Ребята!
– закричал Ханумов с надрывом, весь подергиваясь. Бетонщики первой непобедимой! Вы видите, что над нами делают?
Бригада угрюмо молчала.
– Давид Львович! Товарищ начальник участка! Маргулиес! Будь человеком. Будь настоящим человеком. Пятьсот!
– Не валяй дурака, Ханумов, - с досадой заметил Маргулиес.
– Не выйдет дело. Начинай смену.
– Не выйдет? Не выйдет?.. Тогда...
Ханумову трудно было говорить. Он рвал на себе ворот рубахи.
– Тогда... я тебе скажу... Тогда... Давид Львович... Не мучь меня... Знаешь... Я тебе скажу... Ко всем чертям... К свиньям! К собакам! К собачьим свиньям!.. Вот!
Ханумов судорожно полез в карман, запутался в подкладке и вместе с подкладкой вырвал портсигар.
Бледный, трясущийся, он бросил его на доски настила.
– Вот... Гравированный и серебряный портсигар за плотину... Восемьдесят четвертой пробы... Бери... Не нужно...
Он вырвал из другого кармана серебряные часы и положил их рядом с портсигаром.
– Подарочные часы... За ЦЭС...
Он бросил на часы тюбетейку.
– Тюбетейка... За плиту кузнечного цеха...
Он быстро сел на землю и стал сдирать башмаки.
– Щиблеты за литейный двор... Бери... Подавись... Ничего не надо.
Прежде чем Маргулиес успел что-нибудь сказать, он ловко сорвал с себя башмаки и швырнул их в сторону.
– Ухожу к чертовой матери со строительства. Пиши мне расчет. Не желаю работать с оппортунистами. Пропадайте...
Маргулиес побледнел.
Ханумов посмотрел блуждающими глазами вокруг и вдруг увидел Налбандова.
– Товарищ Налбандов...
Он хватался за соломинку.
– Товарищ Налбандов, будьте свидетелем... Будьте свидетелем, что здесь правые оппортунисты делают над человеком!
– закричал он со злобой.
Все глаза повернулись к Налбандову. Налбандов стоял, окруженный глазами.
Он видел эти глаза, обращенные к нему с надеждой и мольбой.
Вот. Случай. Слава лежит на земле. Надо только протянуть руку и взять ее. Эпоха не щадит отстающих и не прощает колебаний.
Или - или.
– Давид Львович, - сказал Налбандов среди всеобщей тишины.
Его голос был спокоен и громок.
– Я вас не совсем понимаю. Почему вы не разрешаете бригаде Ханумова повысить производительность до пятисот замесов в смену? По-моему, это вполне возможно.
– Конечно, возможно! Правильно! Верно! Возможно!
– зашумела бригада.
– Видишь, Давид Львович, что человек, дежурный инженер, говорит! быстро сказал Ханумов, вскакивая на ноги.
Налбандов повернулся к Маргулиесу.
– Я вам советую пересмотреть свое решение.
– Я не нуждаюсь в ваших советах!
– грубо сказал Маргулиес.
– Я вам имею право не только советовать, Давид Львович. В качестве заместителя начальника строительства я могу приказывать.
Налбандов нажал на слово "приказывать".
– Я не желаю подчиняться вашим приказам!
– фальцетом крикнул Маргулиес.
– Я отвечаю за свои распоряжения перед партией!
Налбандов пожал плечами.
– Как вам будет угодно. Мое дело указать. Но я считаю, что ваши распоряжения имеют явно оппортунистический характер. Вместо того чтобы, воспользовавшись достигнутыми результатами и учтя опыт предыдущей смены, идти дальше, вы отступаете или, в лучшем случае, топчетесь на месте. Вы этим самым срываете темпы. Темпы в эпоху реконструкции решают все.