Время всегда хорошее
Шрифт:
— А я сидел тут, а потом смотрю — ты идешь, — Женя говорил со мной, но смотрел при этом в землю, — и я подумал, что надо сказать тебе… сказать, что ты глупость сделала сегодня. А если б Васса и тебя исключила?
— Ну и исключила б, — я пожала плечами, мне действительно было абсолютно все равно. — Я тебе галстук принесла.
— Зачем он мне теперь…
— Он твой! — сказала я твердо.
Витя, 2018 год
На втором уроке — истории — произошло замечательное событие. Диму-Ястреба
Ну, может быть, не совсем как по писаному, но все равно очень бойко. Всего пару раз запнулся. У меня сразу сердце останавливалось, когда я понимал, что Ястреб не может подобрать слово. Но он очень быстро вспоминал, что говорить, и мое сердце начинало биться почти в нормальном темпе. Разве что немного быстрее обычного. Честное слово, за себя я никогда так не переживал!
Историк Диму похвалил, но поставил всего лишь восьмерку. По-моему, несправедливо! Там девятка была, как минимум. Когда Ястреб шел к своему месту, я заметил, что он даже вспотел от усердия. Весь класс смотрел на него с тихой ненавистью, как пару дней назад на меня.
Нет, не весь — мы со Снежаной-Сушкой за Ястреба радовались.
«Респект, — написала мне она сразу же после Диминого триуфа. — Ты суперский учитель!»
«Фигня вопрос, — ответил я. — Это Ястреба заслуга!»
Но все равно было очень приятно.
Сушка так вдохновилась примером Димы, что на русском совершила беспримерный подвиг. Когда русица задала риторический вопрос: «Кто пойдет к доске?» — и уже полезла в журнал, чтобы кого-нибудь вызвать, Снежана неожиданно выбросила руку вверх.
— Кравчук? — удивилась русица. — Ну… Давай, раз ты такая смелая.
Сушка рывком поднялась из-за парты и бросилась к доске. Наверное, боялась, что смелость выветрится.
— Вы должны были выучить… — начала училка, но Снежана не дала ей договорить.
— «Унылая пора! — выпалила она, как будто в чем-то обвиняла русицу. — Очей очарованье! Приятна мне твоя прощальная краса!»
Училка даже отодвинулась подальше от Сушки, которая то ли стих читала, то ли поднимала солдат в атаку под пулеметным огнем. Весь класс от комиков оторвался — так энергично Сушка произносила бессмертные строки великого поэта. Я уже был готов пережить второй за день триумф, но на строке «И редкий солнца луч, и первые морозы» Снежану вдруг заклинило.
Она трижды начинала строку, но до «морозов» добраться не могла. То на «солнце» споткнется, то на «луче».
— И отдаленные седой зимы угрозы, — завершила русица.
Сушка отпустила голову и, кажется, была готова разреветься. Хотя вряд ли. Насколько я успел ее узнать, реветь Сушка не умела. Скорее уж сломать что-нибудь. Или рявкнуть на учительницу.
Но рявкать не пришлось.
— В целом на шестерочку, — задумчиво сказала русица. — Плюс балл за отвагу. Итого семь. Садись.
Снежана юркнула за свою парту, как хорек в норку. Руки у нее ходили ходуном, но она нашла в себе силы победно улыбнуться.
Оля, 1980 год
На
Со мной тоже странно стали общаться. Было несколько дурных девиц во главе с Барби Красноперкиной, которые перестали меня замечать и, гордо задрав головы, проходили мимо. Вид у них при этом был такой важный, что смотреть на них без смеха я не могла.
А у остального класса я начала пользоваться непонятной мне популярностью. Ко мне стали меньше лезть с глупыми вопросами, перестали трогать по пустякам. Зато просто подходили и здоровались. Даже мальчишки, которые раньше в лучшем случае дергали за волосы.
После первого урока Женя тихонько подошел ко мне и под партой сунул в руки непонятный сверток. Буркнул:
— Это тебе! — и быстро сбежал.
Я немного подержала сверток в руках, понюхала. Пахло вкусно. Тогда я медленно стала его разворачивать. Запахло так, что аж слюнки потекли. В бумажном пакете лежали совершенно умопомрачительные пирожки. Я откусила кусочек. С яблоками. Свежие… Я аж зажмурилась от удовольствия, никогда в жизни такой вкусноты не ела.
Рядом со мной немедленно возникла Ирка.
— Что жуешь? Мммм… Как пахнет! Угостил кто-то?
— М-м… — я не в силах была разжать рта. — Веня.
— Кто?
— Ве-ня, подавди, провую. Женя угостил.
— И ты взяла? — возмутилась Ира.
— А что, не надо было?
— Как ты могла? Он же теперь не пионер!
— Ну и фто? — спросила я, запихивая в рот очередной пирожок.
— Ну и то! — парировала Ирка и посмотрела на меня так, как будто переспорила.
— Что то? — спросила я. — Что ты за бред говоришь? Вы же сами его исключили, причем несправедливо.
— Как несправедливо? — взвизгнула Ира.
— Так, несправедливо.
Я не заметила, а вокруг нас уже стали собираться одноклассники.
— Оля-а-а, — захныкала Ира, — мы же подру-у-у-ги, ну почему ты со мной так разговариваешь?
— Как так? Что опять не так? — честное слово, разозлилась я жутко. — Достали меня эти ваши уси-пуси и шу-шу-шу по углам!
Мальчики заржали, у Ирки задрожали губы, а мне уже было все равно.
— То же мне, друзья, называется! Как списать, так у Архипова, а как голосовать, так за исключение. Свиньи!
— Между прочим, Оля, если ты будешь продолжать себя так вести, то мы и тебя исключим, — пропела Красноперкина.
— Да пожалуйста! — сказала я.
А про себя подумала, что эти их пионеры мне совершенно до фонаря. Я тут задерживаться не собираюсь, вот найду все ключи — и домой. А там всем глубоко фиолетово, откуда и за что меня исключили.
Красноперкина поджала губы и сообщила Ире.
— А ты, Воронько, подумала бы, с кем дружишь. И с кем за одной партой сидишь.
— Куда ж я пересяду, — пролепетала Ира.