Время вспоминать
Шрифт:
– Наша жизнь текла мирно и размеренно, дети выросли, я занималась садом и плела прекрасные кружева, которые с удовольствием раскупали соседи. Мигель дослужился до комиссара и скоро собирался уйти в отставку. Мы думали продать дом на Сан-Филиппе, купить небольшую виллу на маленьком острове и спокойно дожить там. Но этого не случилось. Однажды моя жизнь закончилась. О нет, - остановила она Хоакину, пытающуюся произнести подобающие слова сочувствия.
– Умерла тогда не я, хотя столько раз жалела об этом. Мигель расследовал дело о ставшей давно незаконной торговле людьми и контрабанде редких металлов. Он вышел на самых влиятельных
Донья Ана замолчала, внимательно глядя на Хоакину, которая сидела, зажав рот рукой.
– Саблерогий бык вам все еще кажется таким ужасным?
– с иронией спросила хозяйка.
– Как же вы пережили все это?
– А я и не пережила, - чуть пожала плечами донья Ана.
– Я нашла бокора седьмой ступени, на этот раз посмелее, чтобы он помог мне заключить Договор. Мой последний сын не должен разделить участь отца и братьев. И бокор попросил духов сделать его неуязвимым к вреду, что можно причинить оружием, предметом, руками или ядом. И мало того, чтобы тот, кто причинит ему вред, сам получил такой же. Я прошла через ритуал, который бы показался мне кошмарным, если не случившееся со мной до него. И оставила в оплату свое тело.
– Как это?
– спросила Хоакина, которую уже стала колотить мелкая дрожь.
– Я гнию заживо, - внезапно жутко улыбнулась донья Ана.
– И не умру, пока это не закончится. Я мало чем отличаюсь от трупа, лежащего в могиле. Но я пошла на это сознательно, ради теперь уже единственного сына. Вот что такое Договор, сеньора де Веласко. Вы платите цену сообразно запросу, но не знаете о ней, пока она не вступит в силу.
Хоакина хотела что-то сказать, но у нее так сдавило горло, что она закашлялась. Этот дом действительно был могилой, а его хозяйка, можно сказать, продала душу дьяволу. Вот только имели ли духи вуду отношение к сатане? Отец Абель наверняка знал ответ.
– А ваш сын?
– наконец, выдавила Хоакина.
– Он не был в восторге. Впрочем, вы сами можете у него спросить.
Хоакина услышала, как скрипнула дверь и раздались шаги. Она обернулась и увидела неподвижно сидящего в углу Педро, чьи глаза широко расширились, а кожа приобрела мертвенно-голубоватый оттенок при всей ее темноте. Будет ему теперь что рассказать на родной плантации.
– Мама? Ты не одна?
В гостиную зашел мужчина в темно-бордовой форме полицейского и остановился. А затем, глядя на Хоакину, вежливо склонил голову. Она любезно кивнула в ответ.
– Сеньора, это мой сын, Рафаэль Эспиноса. Рафаэль, это сеньора Хоакина де Веласко. Она любезно скрасила мое одиночество приятной беседой.
– Приятно познакомиться. Думаю, мне пора идти, с вашего разрешения.
Хоакина встала со стула, уверенная в том, что при сыне-полицейском донья Ана вряд ли станет продолжать их разговор и уж тем более давать адреса колдунов вуду.
– А ведь мы знакомы, сеньора, - остановил ее голос Рафаэля Эспиносы, который можно было бы назвать приятным, не будь он таким вкрадчивым.
– Вы ведь жена Фернандо Агилара, владельца Каттлей, верно?
– Вы не ошиблись.
Хоакина остановилась и со скрытым неудовольствием посмотрела на полицейского. Еще один человек, которого она забыла. Еще один в веренице многих. Как говорится, имя им теперь легион. Два года все-таки долгий срок.
– Я заходил к вам после убийства сеньора Марсело де ла Серды, - продолжал Рафаэль Эспиноса.
– Беседовал с вами и вашим супругом. А на той неделе снова посетил Каттлеи, уже по другому делу. Сеньор Фернандо сказал, что вы плохо себя чувствуете.
– К сожалению, это правда, - отозвалась Хоакина, скользя взглядом по непроницаемому лицу собеседника.
Младшему сыну доньи Анны, уцелевшему в огне мести плантаторов Сан-Филиппе, было, наверное, около сорока лет. Густые темные волосы зачесаны назад и схвачены лентой, уши немного оттопырены, выраженные носогубные складки говорили о редких или наоборот частых улыбках, а на подбородке виднелась пара порезов, вероятно, от бритвы. В общем, служитель закона все же больше располагал к себе, чем нет, несмотря на неприятный голос. Если забыть о кошмарном Договоре его матери и о том, что он практически бессмертен.
– Я также слышал, что вы, - продолжал говорить Рафаэль Эспиноса, - прошу прощения за прямоту, потеряли память.
– И это правда, - с грустью ответила Хоакина.
– Два года. Поэтому я не помню ваш визит в Каттлеи, сеньор полицейский.
– Зачем же так официально, - обезоруживающе улыбнулся тот.
– Просто инспектор или даже сеньор Эспиноса. Есть у меня подозрения, что это не последняя наша встреча и разговор. Не нравится мне, что творится в ваших краях, сеньора де Веласко.
Сердце Хоакины сильно забилось. Отец Абель рекомендовал ей пойти в полицию, а полиция сама нашла ее. Не для того ли донья Ана услаждала слух гостьи своей биографией, чтобы задержать ее до прихода сына? Ведь последний раз Фернандо не пустил к жене полицию.
– Поэтому не соизволите ли уделить мне еще несколько минут?
– спросил Эспиноса, подтверждая мысли Хоакины.
– Мне нужно задать пару вопросов. Разумеется, неофициально.
– Д-да, - рассеянно отозвалась Хоакина, бросая взгляд на Педро.
– Может, выйдем в сад?
Ей совершенно не хотелось оставаться в этом доме, на сегодня с нее достаточно ужасов.
– Пожалуй, - кивнул инспектор.
– А ваш слуга пока побудет с мамой и сделает какао. Много кофе ей вредно.
Хоакина видела, что бедняга Педро совершенно не в восторге от этого предложения, и от души ему посочувствовала. Выходя в любезно открытую инспектором дверь, она видела, как слуга обреченно пошел на кухню, а донья Ана поудобнее расположилась среди подушек, вытянул больные ноги. Интересно, почему нет неприятного запаха? Или слово «гнить заживо» имеет какое-то другое значение? Как в стихах, где часто используются метафоры?
Хоакина с облегчением вдохнула теплый воздух и ароматы садика и постаралась выбросить из головы дом-могилу.
– Надеюсь, мама не сильно вам досаждала, сеньора?
– спросил Рафаэль Эспиноса.
– Она человек нездоровый и любит поговорить.
– Нисколько, инспектор, - соврала Хоакина, рассматривая яркие цветы в клумбах.
– Я приятно провела время.
Он взглянул на нее с нескрываемой иронией, хмыкнул и ничего не сказал. Наверняка знал, какими историями развлекает его мать редких гостей.