Время вспомнить все
Шрифт:
Ее суждения были неординарными, и даже Забродов, человек начитанный и грамотный, поражался тонкости сравнений и оригинальности мышления. Да и как женщина она его интересовала, Болотова была хороша собой. Правда, красота ее была не броской, не яркой, ее красоту можно было сравнить с красотой старого серебра. Она тихо мерцала, поблескивала, иногда улыбалась, и тогда ее лицо преображалось. Глаза начинали испускать свет, и от женщины исходила теплая энергия, настолько сильная, что Илларион физически ощущал ее так, как можно ощущать теплый ветер, внезапно налетевший в тихий двор и зашумевший листвой деревьев, или же как пламя костра, вернее даже не пламя, а жар костра под серебристым сильным пеплом.
«Да,
И как всегда ответа, полностью его удовлетворившего, на вопрос Илларион не нашел.
«Я мечтал о спокойствии, о тишине, о любимых вещах, о любимых книгах, о любимых занятиях. Мне осточертела кровь, осточертели приказы, порой настолько глупые и бездарные, что даже голова шла кругом. А порой и толковые. Но, тем не менее, лучше всего, когда не тебе отдают приказы, а ты сам себе отдаешь приказы. Как же впишется в это мое мировоззрение женщина? Для нее не остается места. Переводчица с фарси Марина – другая, она человек системы, в которой мы оба существовали. Может, лучше держаться от Болотовой подальше? Чувства могут сыграть со мной злую шутку. Я могу ошибиться, испорчу жизнь ей, испорчу себе. Нет, нет, Илларион, ты никому ничего не испортишь. Так должно быть. Есть мужчина, рядом с ним – женщина. Это закон природы, и спорить с ним бесполезно. Ты же не извращенец, ты нормальный здоровый мужик, полный сил».
Илларион был погружен в приятные размышления.
Дверной звонок прервал его мысли на самом приятном и интересном. Он недовольно поморщился, и ему почему-то показалось, что, возможно, это под воздействием магических заклинаний на площадке оказалась Болотова.
Он поднялся, бережно отложил книгу, даже не закрыв ее, на страницу опустилась лупа в латунной оправе с костяной ручкой. Илларион заспешил к двери по длинному коридору. Он никогда не спрашивал, кто за дверью, абсолютно не волнуясь и не опасаясь за свою безопасность. Повернул ключ, нажал на ручку, потянул дверь на себя. На площадке было темновато, но он увидел силуэт мужчины и тут же словно пробудился, словно бы очнулся от сладкого забытья, понял, кто это, и мгновенно среагировал. Но было поздно. На дверь навалились, она подалась в квартиру, прижимая Иллариона к стене, к спилу старой липы, из которого торчали три тяжелых ножа. Правой рукой Илларион, даже не глядя, даже не опасаясь, а вернее, не думая о том, что может жестоко порезаться об острое, как бритва, лезвие, выдернул нож.
Двое мужчин уже ввалились в квартиру. Илларион, не произнеся ни слова, успел кулаком правой руки ударить по выключателю. Слава богу, он был рядом, и он смог до него дотянуться. В коридоре погас свет, стало довольно темно и это его спасло.
Громыхнули один выстрел, за ним второй. Илларион едва успел вжаться в узкое пространство между стеной и дверью, а затем сообразил, что стреляли из двустволки, скорее всего, из обреза, ведь с ружьем не очень-то развернешься в узком коридоре.
С невероятной силой, упершись спиной в стену, ногами и руками Илларион с силой отбросил тяжелую дверь от себя. Дверь сшибла рыжего, и он с грохотом покатился вниз. Митяй успел выскочить на площадку.
«Сволочи!» – подумал Илларион, тут же открывая дверь, и не давая опомниться, бросился на пытавшихся ворваться в его квартиру.
Водителя он сбил первым же ударом, причем бил ногой в солнечное сплетение. Бил сильно, не так, как на тренировках со спецназовцами, когда бьешь и боишься покалечить человека, а по-настоящему, как в бою, когда от удара зависит твоя жизнь. Хрустнули ребра, водитель ударился о перила, монтировка выпала из его руки и, грохоча и звеня, запрыгала по ступенькам. Митяй же тем временем переломил стволы, извлек две стреляные гильзы и судорожно вставлял новый патрон.
Рыжий, сбитый дверью, успел подняться на ноги и, поводя из стороны в сторону головой, с ножом поднимался по ступенькам. С лестницы, ведущей на чердак, на Иллариона, не заметив ножа в его руке, бросился еще один из нападавших. И надо сказать, удачно. Он сшиб Иллариона с ног, и Забродов, ударившись об угол, о дверной откос правым плечом, едва успел вскочить на ноги. Тут же рывком он вывернул руку с ножом нападавшему, ударил его ребром ладони по горлу.
Удар получился несильным, правая рука сильно болела, и Забродов понял, что нападающий устоит, что удар оказался слабым. Тут же с разворота, изловчившись в тесном пространстве, он ударил ногой в пах. На этот раз удар получился точный, резкий и сильный, тем более что нападавший не ожидал подобного поворота. От этого удара он даже подлетел в воздух, ноги оторвались от пола. И он еще не успел упасть, как говорится, на четыре точки, когда Илларион второй раз ударил бандита ногой по ребрам.
На этот раз нападавший в кожаной куртке на меховой подстежке кубарем покатился по ступенькам и сшиб второго мужчину. А Митяй уже успел перезарядить обрез. Илларион бросился на него, умудрился перехватить правую руку и начал выворачивать запястье. Митяй был силен, он, понимая, что Илларион сейчас вывернет руку и лишит его оружия, впился зубами в плечо Иллариона.
А Забродов продолжал выворачивать запястье. Захрустел сустав. Указательный палец нажал на курок.
Выстрел грохотом наполнил гулкий подъезд. Где-то хлопнула дверь, на втором или на третьем этаже. Схватка подходила к концу, но пока Забродову предстояло разделаться с Митяем. Если бы не поврежденное правое плечо, то на это хватило бы и десяти секунд. А так правая рука не слушалась, и нож с острым, как бритва лезвием оказался лишним, бесполезным оружием.
– Ах ты, сука! Урод! Мент поганый! – хрипел, подбадривая себя, Митяй.
Забродов медленно заваливал его на перила. И тут возник рыжий. Илларион качнулся в сторону и левой ногой ударил его в грудь. Но и сам Илларион потерял равновесие, Митяй оказался сверху. И Забродову уже ничего не оставалось, как отпустить руку и разведенными пальцами левой руки с силой ударить Митяя в глаза.
Раздался истошный вопль, жуткий, страшный, словно бы ревел зверь, лапа которого попала в железный капкан. Илларион сбросил с себя Митяя, зная наперед, тому понадобится, чтобы прийти в себя, по меньшей мере, минут пять или семь. Ведь он бил по-настоящему, но не так, чтобы выбить глаза, лишь на время выключить нападавшего и ослепить.
И тут же, бросив Митяя, Забродов рванулся к трем оставшимся. Он бил ногами и руками, бил до тех пор, пока все трое не остались лежать на широких ступеньках старинной лестницы. Митяй же сидел и скулил, даже боясь подняться на ноги, понимая, что это может привести к самым жутким последствиям, понимая, что мужик, которого они затеяли убить, может сбросить его с лестницы в широкий проем. И тогда он наверняка сломает себе шею и на всю жизнь останется калекой, таким же инвалидом, как и его кореш, которому принадлежал обрез.
– Ну что, уроды!? – Илларион подошел к Митяю, взял его за волосы и рванул вверх. – Вставай, скотина! Кто вас послал?
– Не убивай! Не убивай! – заверещал Митяй, теряя сознание от боли, ничего перед собой не видя.
– Ах, вот ты как запел!?
Илларион услышал грохот тяжелой обуви, бряцанье оружия. В это время он уже сунул руки Митяя в кованую решетку перил и заломил их так, что Митяю без посторонней помощи вытащить их навряд ли бы удалось. Двое нападавших лежали без сознания, водитель сидел у окна со сломанным носом, весь залитый кровью. Он прижимал руки к лицу, по которому, как из крана, текла горячая яркая кровь…