Время вьюги. Трилогия
Шрифт:
Котята сдали стратегическую позицию и исчезли вместе с клубком. Дэмонра поняла, что нужно переходить на какие-то более серьезные средства защиты. "В начале мира была метель", - мысленно процитировала она первую строку священной книги нордэнов.
– Ты меня не слушаешь, мне кажется.
Рейнгольду не казалось. Дэмонра уже в подробностях представляла себе процесс отделения неба от земли в условиях ярившейся метели. Этот пункт программы творения мира с юности вызывал у нее большие сомнения. Но глас разума, представленный законником, долетал даже туда, в снежную мглу создаваемого мира.
– Я считаю твое поведение безответственным.
– Не впадай в тон Наклза. Он тебе крайне не идет.
– Нисколько не сомневаюсь, что давать тебе советы позволено только мессиру Наклзу, - с поправкой на характер Рейнгольда эту фразу, видимо, стоило считать сарказмом.
– Он, надо думать, тоже не в восторге?
– Он, что б ты знал, вообще не склонен к бурным восторгам. Во всяком случае, за двенадцать лет, которые мы знакомы, я от него ничего подобного ни разу не видела, - процедила Дэмонра. Обычно после этого она не забывала с многозначительной улыбкой добавить: "Кроме как в постели, конечно", но Рейнгольд был одним из немногих людей, кто никогда не задавал ей глупых вопросов на счет их более чем давней дружбы. А потому резкостей не заслуживал.
– Так или иначе, мое некрасивое поведение раздражает его меньше, чем некоторые особенно нелепые параграфы закона об обеспечении социальной стабильности. В противном случае он бы Эрвина на порог не пустил. Если ты помнишь, спустить с лестницы канцлера он не постеснялся.
Рейнгольд вздохнул. Не демонстративно, всем своим видом показывая, как ему надоела одна конкретная идеалистически настроенная дура, а просто устало.
– Либо он просто тебе все прощает. С моральной точки зрения ты права. Но...
Дэмонра быстро перехватила инициативу и самым безмятежным голосом продолжила:
– Рэй, я понимаю, мораль - моралью, закон - законом. И, если попадусь, обещаю, я сделаю все возможное, чтобы ты не представлял мои интересы в качестве адвоката. Не хочу поломать тебе карьеру безнадежным делом, - попытка отшутиться не сработала. Рейнгольд совершенно спокойно поинтересовался в ответ:
– А жизнь мне поломать ты хочешь?
От неприятной необходимости сообщать, что у нормальных людей при столкновении с суровой реальностью ломаются иллюзии, а не жизнь, нордэну избавила беззлобная брань мужчины средних лет, стоявшего у тюремных ворот. Он определенно мерз и страдал. И, как следствие, был готов поделиться кое-какой информацией, чтобы улучшить свое положение. Вскоре они уже знали, когда и куда притащили Маэрлинга, а мужчина получил пару монет, которые мог с чистой совестью прогулять в соседнем трактире по окончании дежурства.
Посетителям крупно повезло. Секретарь, ведущий прием, оказался человеком на редкость вменяемым и не попытался сорвать на них злость за то, что в праздничную ночь сидит в непротопленной комнате, одинокий и трезвый. Рейнгольду даже не пришлось трясти перед его носом метрикой, намекая на родство, которое он очень не любил афишировать, им и так сообщили все, что полагалось знать. Рейнгольд остался заполнять форму для посетителей, а Дэмонра отправилась вниз по коридору, беседовать с Маэрлингом.
Не доходя до камер, она столкнулась нос к носу с импозантным мужчиной лет пятидесяти пяти, который был тут же опознан ей, как почтенный родитель Витольда Маэрлинга. Нелегкая сводила их уже раз пять, и каждый раз - при крайне сомнительных обстоятельствах.
– Мессир. Какая неожиданная встреча, - улыбаясь, соврала нордэна. Как раз эту встречу можно было ожидать.
– И все же радостная, - Эвальд Маэрлинг одарил Дэмонру поклоном и улыбкой прожженного дамского угодника, которая ему поразительно шла, несмотря на возраст. По твердому убеждению нордэны, граф вообще был человеком на редкость симпатичным и приятным в общении. Близко они знакомы не были, но, исходя из подборки его врагов, Дэмонра подозревала в Маэрлинге-старшем очень хороший вкус.
– Надеюсь, этой встречей я не обязан одному дурно воспитанному юнцу? Видит небо, я сделал все, что мог.
– У вас прекрасно получилось, - честно сказала Дэмонра. Витольд Маэрлинг, конечно, был одной сплошной проблемой, но отличался известной порядочностью, аккуратностью в действительно важных делах и истинно рыцарским пониманием чести. То есть, как она полагала, унаследовал от папаши не худшие из возможных дворянских предрассудков. А родись он лет на сто раньше - и вовсе цены ему бы не было.
– У меня больше нет сына, - в меру печально возвестил мессир Маэрлинг. Роль убитого горем родителя давалась ему особенно хорошо. Наверное потому, что он примерял ее в среднем раз в полгода, лишая Витольда титула и наследства после каждой особенно громкой дуэли. И признавал отпрыска обратно после каждой новой медали "За храбрость и глупость", как любила говорить Зондэр. Дэмонра не сомневалась, что пропустила прелестнейшую семейную сцену, и ничуть об этом не жалела.
Оставалось уладить некоторые формальности практического характера.
– Разумеется, сына у меня больше нет. Но я внес залог за этого опустившегося юнца, - ответил мессир Маэрлинг на ее невысказанный вопрос.
– Так что вы можете забрать его и наказать сообразно вашим представлениям. Я лишь просил бы не увольнять его из армии. Мне хочется верить, что он сумеет смыть позор со своего имени в бою.
Примерно такие речи от мессира Эвальда Дэмонра слышала уже раза три. Зондэр - раз пять. И ни для кого это не было секретом.
– Вы не возражаете, если я оттаскаю этого опустившегося юнца за уши?
– вопрос был задан исключительно для проформы. Уши Маэрлинга не могло спасти уже ничто в этом мире.
– Пользительно. Весьма пользительно для усвоения основных принципов хорошего тона, - важно кивнул безутешный отец. В его черных глазах кувыркались бесенята.
– Только не оторвите вовсе. Нужен плацдарм, на который его дети будут вешать ему лапшу. Я верю в преемственность поколений и в то, что мои внуки за меня отомстят. А теперь... Сожалею, что вынужден покинуть вас, госпожа. Однако дела не терпят.
"Дело" было на три года младше сына Эвальда Маэрлинга и отличалось взрывным темпераментом. Что при этом самое поразительное, пасынка Милинда Маэрлинг любила. Раз уж отпустила мужа вытаскивать его из затруднительного положения в ночь прихода весны.
– Я желаю вам удачно разобраться со всеми вашими делами. Счастливой весны, мессир.
– Позвольте ручку, миледи. Никогда не целовал руку прекрасной дамы в тюрьме. Надо же начинать.
Дэмонра решила не уточнять, что ручку прекрасной даме под сводами тюрьмы он так и не поцеловал: с дамой не задалось. Но ее отвратительное настроение вдруг стало хорошим. Во всяком случае, ей расхотелось ломать Витольду Маэрлингу конечности.