Время Вьюги. Трилогия
Шрифт:
Вместо ответа Эрвин попытался молча дать доброхоту в зубы, но не преуспел. Маэрлинг перехватил его кулак и ослепительно улыбнулся:
— О, темперамент у тебя все же есть. Это хорошо. Только смотри, не заливайся слезами слишком сильно, когда будешь писать мне письма, и адрес дрожащей рукой выводи очень старательно! А то я никогда не узнаю о твоих бедах и горестях…
— Я тебе сейчас перелом носа старательно выведу, — прошипел злой, как бес, Эрвин. Жандармы перестали казаться ему серьезной проблемой. А нос Маэрлинга взывал к наведению симметрии как никогда раньше.
— О, он начал огрызаться! — бурно возрадовался Витольд. — Я же говорил, еще не все потеряно. А теперь серьезно, Эрвин. Мир сегодня не кончится. Если верить газетам и магистрам оккультных наук, светопреставление обещают только в будущем году. К чему такой траур?
— Можно подумать, ты б на моем месте плясал от радости, — пробурчал Эрвин, высвобождая руку.
Предположение, конечно, было глупейшим. Потомственный аристократ и родич кесаря никак не мог бы оказаться на месте безродного рэдца с фальшивой метрикой и зараженной какой-то неизлечимой гадостью кровью.
— А что б нет? Эйнальд! Вдумайся, Эрвин! Чистый воздух, девственные леса, не слишком девствен… ну то есть вполне себе свободных нравов аристократки, крестьянки с пышными, гм, косами. Меня б туда — эх… Дурак ты, Эрвин, счастья своего не видишь.
— Я тронут, я очень тронут твоей заботой.
— Судя по всему, ты у нас сейчас тихо тронешься. Не надо. Сядешь спокойно в поезд, подумаешь и увидишь, что жизнь бесовски хороша.
— Чего ты вообще сюда пришел? — резко поинтересовался Эрвин. Витольд поднял брови:
— Вообще-то я твой друг, если ты не заметил еще.
— Вот именно, не заметил, — Эрвин быстро огляделся и шепотом добавил, — да ты мне ни слова не сказал за два дня, «друг» ты разэтакий.
Маэрлинг смущенно улыбнулся и с кристальной честностью ответил:
— Да я позже тебя узнал. Пьяный был. До майора дошел в полдень. Она с меня чуть шкуру не спустила.
— Да ну?
— Ну да. Понимаешь, приятель гимназических лет женился, позвали на проводы его холостой жизни. Приехали, как водится, выпили, закусили, пошли по актри… в театр! В общем, все начиналось хорошо и продолжилось еще лучше… Первый ресторан я помню, второй помню, третий уже смутно, что дальше — не помню. Представляешь, Эрвин, просыпаюсь я утром, голова болит адски, смотрю — мои, вроде, штаны на люстре висят, поворачиваю голову — а там парень какой-то дрыхнет! Я так до тех штанов и подскочил! К счастью, на той же кровати спали еще две девицы, так что все в порядке, но, гм, непорядок. Вылетаю я, значит, на улицу, на ходу впрыгивая в одежду, потому что помню, что в понедельник в девять утра я должен быть в штабе, красивый и трезвый. Там какая-то баба в платке улицу метет. Я к ней, мол, подскажи, где тут можно извозчика поймать? Ну, или омнибус на крайний случай. Она на меня смотрит-смотрит, губами шамкает, а потом как скажет: «Омнибус что такое — не знаю, но до ближайшей железнодорожной станции тебе, милок, час пешком через поле чесать!»
— И как?
— И почесал. Протрезвел по дороге. Ума не приложу, как меня на ту дачу занесло, но с приятелем своим я на сей предмет еще побеседую. У нас с гимназии еще правило — друзей на поле брани не бросать, ни в драке, ни бардаке!
Витольд оглянулся и тоже несколько понизил голос:
— Прихожу в штаб, а там Зондэр, серая, чуть не плачет. Говорит, полковник уехала и не вернется, на ее место пришлют кого-то со стороны, тебя уволить пришлось и еще двоих.
— Что полковник на самом деле сделала?
— Не знаю. Даже отец не знает. Тебя, Эрвин, не это должно волновать. Поезжай в Эйнальд, скоро страсти улягутся, и мы сделаем все, чтобы ты вернулся.
— Не стоит.
— Эрвин, не глупи и не злись. Вот, гляди, что у меня для тебя есть, — Маэрлинг с самым довольным видом извлек из кармана толстенькую книжечку небольшого формата и портсигар.
— Словарь тебе, как не трудно догадаться, от майора Мондум. А портсигар — от нас с Кейси. Весь вечер бегали, выбирали.
Портсигар и вправду был красивый. На нем даже имелась очень прилично сделанная иллюстрация из древних сказаний, мода на которые вернулась несколько лет назад. Качеством работы приличия исчерпывались. Полуодетая девица в крылатом шлеме пришпиливала к земле явно забитого жизнью дракона. Тряпок на победительнице чудовища оказалось настолько мало, что даже Эрвин с его серьезным подходом к искусству счел картинку порнографической.
— Вообще-то я не курю, — Эрвин с трудом сдержал улыбку. Мир летел кувырком, но Маэрлинг оставался в своем репертуаре.
— Да знаю я, что ты не куришь, — отмахнулся Витольд. — Там зеркало внутри. А то ты своей пудреницей всех приличных девиц распугаешь! При первом знакомстве ты ей даже меня в нехорошие размышления вогнал.
Прежде чем Эрвин успел придумать достойный ответ, паровоз свистнул. Вероятно, не в первый раз, потому что народ отхлынул от центра платформы, кто в вагоны, кто к перилам. В темноте замелькали белые батистовые платочки.
— В добрый путь! — крикнула какая-то дама из провожающих.
Маэрлинг обнял Эрвина так, что у него аж ребра хрустнули.
— Сопри там какой-нибудь новомодный патрон и возвращайся национальным героем!
— А ты постарайся сберечь печень к моему триумфальному возвращению, — усмехнулся Эрвин и заскочил в вагон за несколько секунд до того, как поезд тронулся. Отдал засмотревшейся на Маэрлинга служащей билет, встал у окошка в коридоре и сквозь сырую темноту наблюдал, как Витольд машет ему рукой на уплывающей назад платформе.
— Слышишь, пиши нам письма! Над адресом не плачь, а то могут потерять! Только над самим письмом, понял?
— Не продырявь мне башку пламенным взглядом, — процедила нордэна, не оборачиваясь, и снова приложилась к бутылке. Вторая, уже пустая, валялась рядом с креслом. Рейнгольду оставалось только порадоваться, что при виарском климате даже Дэмонра не могла пить даггермар и переключилась на игристое.
— Губернатор сегодня звал нас на бал, — все еще спокойно сообщил Рейнгольд. Он понимал, что жизнь Дэмонры в двадцать четыре часа полетела к бесам, радостно прохлопав крыльями на прощание. Понимал, что она не любит юг, Виарэ, жару, цветущие олеандры и, по всей видимости, не любит его. Но вот чего он совершенно не понимал, так это как выпивка поможет решить все перечисленные проблемы. И уже от всей души сожалел, что купил дом с винным погребом. В этом местечке, которое кто угодно счел бы «райским уголком», можно было прекрасно жить. Дэмонра предпочла переоборудовать его в маленький частный ад. Из всех комнат виллы — а их имелось восемь, светлых, с высокими потолками и огромными окнами — нордэна выбрала не слишком чистый чердак, заваленный мебелью, оставшейся от прошлых хозяев. Она уверяла, что раз оттуда не видно моря, то там не воняет рыбой. Рейнгольд мог смириться и с этой прихотью, которую считал придурью. Мог он смириться и с тем, что Дэмонра в первый же день послала к бесам управляющего, предложившего позвать свою дочь-модистку, поскольку в Виарэ женщина в брюках считалась потрясением нравов. И даже спокойно пережил, когда нордэна отправилась потрясать нравы, нисколько не беспокоясь о мнении соседей. По возвращении с прогулки она разнесла эти симпатичные места в таких выражениях, что Рейнгольд не понял и половины. Но с чем он смириться не мог, так это с появившейся у Дэмонры привычкой напиваться на чердаке в гордом одиночестве. Хотя бы потому, что лестница была крутая и узкая.
— Губернатор дал бал в честь нашего приезда, — с некоторым нажимом сообщил Рейнгольд, отнюдь не уверенный, что Дэмонра его слушает. Она с нарочитым интересом разглядывала полупустую бутылку на просвет, как будто содержимое представляло собой интригующую загадку. — Продемонстрировав тем самым свое доброе отношение к Каллад и к правящей фамилии, — видимо, цвет игристого Дэмонру устроил, потому что нордэна запрокинула голову и сделала пару глотков. Рейнгольд не в первый раз отметил, что с ее шеи пропал колокольчик, спрятать который под расстегнутой почти до талии рубахой не получилось бы. — В конце концов, продемонстрировав хорошие манеры, — уныло продолжил он. — И что ты сделала?