Время Вьюги. Трилогия
Шрифт:
— Что сказать? — опешил маг.
Элейна страдальчески скривилась:
— Того, что я ей прямо так до последнего и не сказала.
— Я тебя не понимаю.
— Врешь. Мне кажется, ты здесь единственный, кто все прекрасно понимает. Ты разве не чувствуешь? Весь дом пропах пеплом. Здесь только тени и пепел, пепел, пепел…
Койанисс, не отвечая, вылетел на крыльцо вслед за дочерью. Его колотило, как от холода, хотя чувствовал он жар, кольцом охвативший виски. Почти сполз по перилам, чтобы не навернуться со ступенек.
— М-маргери, пошли быстрее, все паровозы пропустим, пошли…
Но до железной дороги они так и не дошли. Маргери радостно выбежала за калитку. Пронеслась еще шагов десять по поляне. А потом вдруг остановилась, как вкопанная, и, прижав к груди куклу, смотрела на лес перед собой, словно впервые его видела, хотя до этого они не раз ходили к насыпи через него и никаких проблем не было. Койанисс приблизился к ней и ласково потрепал по голове.
— Ты чего?
Детское личико совершенно окаменело от испуга.
Койанисс посмотрел туда же, куда глядела дочь. Поляна, стена леса, под золотым светом кажущаяся голубовато-серой, как море, яркое осеннее солнышко, блестящие в траве паутинки. Празднично-яркий пейзаж, в котором захочешь найти что-то страшное — не найдешь ни за что.
Маргери судорожно вздохнула.
— На что ты смотришь? Маргери, на меня смотри! — Койанисс опустился на колени перед дочкой и легонько встряхнул ее за плечи. — Там ничего нет такого, чтобы пугаться милая. Там только лисы живут, красивые такие звери…
Девочка, как околдованная, смотрела на ровную стену деревьев. Потом скривила губы, словно собиралась заплакать, и уткнулась магу в плечо. Всхлипнула, затряслась. Койанисс обнял ее, подождал, пока Маргери проплачется, вытер ей лицо платком.
— Знаешь, сегодня что-то холодно. Мы сходим к паровозам в другой раз. Я тебе лучше дома что-нибудь почитаю. Как думаешь? Маргери, не плачь только больше, нельзя плакать на холоде.
Девочка опустила глаза и глухо сказала:
— Я не пойду к паровозу. Там теперь в лесу… злые волки.
— Волки? — сначала переспросил, а потом подумал Койанисс. Было не так уж и важно, почему дочь испугалась волков, которых до этого дня нисколько не боялась. Куда важнее, чтобы она перестала о них думать.
Голос Маргери стал еще тише:
— Да, там волки. Очень злые. В ошейниках. Они меня ждут в лесу.
«Злые волки в ошейниках». Маргери в жизни не видела овчарок. А вот Койанисс видел и прекрасно понял, что именно его дочь сейчас сказала.
— Не дождутся! Слышишь меня? Ничему не верь и ничего не бойся. Я тут с тобой и мы есть. А их — нет.
Маргери долго думала, нахмурив лоб, а потом неуверенно улыбнулась:
— Хорошо, папа, я тебе верю.
Весь следующий день шел дождь. Увидев отметку «3 октября», Койанисс плюнул на возможную реакцию жены и календарь со стены просто снял. И даже с большим удовольствием отправил в камин. Элейна, наверное, заметила, но ничего так и не сказала.
— Хочешь, я приведу в порядок чердак? — Койанисс уже не знал, какую помощь по дому предложить. За первую неделю отпуска Элейна успела придумать ему миллион дел, а потом ее как будто перестал интересовать уют в доме. Только столы и полы она скоблила так, что, на взгляд мага, скоро бы насквозь протерла.
Если бы она не сопровождала эти действия комментариями вроде «Здесь грязь, грязь, а мы хорошие подданные», скрежещущие звуки не вызывали бы у Койанисса приступов паники, но она бормотала это почти всегда, когда убиралась. Едва завидев ее с тряпкой или щеткой, маг ретировался куда-нибудь наверх или к Маргери.
Маргери, впрочем, тоже вела себя не совсем так, как в первые дни. Она стала тише ходить и реже заговаривала первая, как будто все время сосредоточенно думая о чем-то своем. Правда, в отличие от ставшей почти агрессивной Элейны, к отцу дочь по-прежнему льнула, как котенок. К сожалению, уже не ласковый, а запуганный.
— Зачем? — невозмутимо поинтересовалась Элейна и вернулась к раскатыванию теста.
Койанисс едва не ответил «чтоб было чисто», но вовремя прикусил язык. В прошлый раз при этих словах с Элейной приключилась самая настоящая истерика.
— Я посмотрю, может быть, там завалялось что-то полезное.
— Может быть, — равнодушно отозвалась жена. — Кстати, ты давно начал ходить во сне?
— Что?
— Ты третью ночь меня до полусмерти пугаешь. Стоишь как статуя у окна и полночи смотришь в сад на кусты.
«Бесы дери, да не могу я стоять у окна и пялиться в сад, потому что я до рассвета трясусь под одеялом и думы думаю! И еще я не могу пугать вас потому, что после заката вас здесь просто нет…»
— Милая, ты уверена?
— Койанисс, я не знаю, как ты шею не свернул, когда в сад спускался. Я двери спальни после этого запирать начала. Да, я уверена. А что тебя удивляет?
— Нет, ничего. Я приму снотворное.
— Прими. Иначе я этот проклятый шиповник просто выкорчую. Что за интерес часами смотреть на облетевший куст, я не понимаю!
Да облетевший куст с каждым днем цвел все ярче и пышнее. Как будто вытягивал все соки из обитателей дома и оживал сам.
— Что ты в нем нашел, я не понимаю!
«Нет, это я не понимаю».
Койанисс без дальнейших объяснений убрался на чердак. Пожалуй, если бы происходящее и впрямь сводилось бы только к его сумасшествию, он бы обрадовался. Но в голове у него накрепко засела мысль, что, как бы странно он себя ни вел, а Элейна все же ведет себя страннее. Иногда его даже посещало очень страшное подозрение, что это не его жена. Нет, она выглядела как Элейна. Говорила голосом Элейны. У них была одинаковая походка и одинаковый аромат духов, даже одинаковая манера склонять голову чуть набок, глядя на собеседника.