Время взаймы
Шрифт:
– Здравствуйте, – говорю.
Я видел ее раньше.
– Климов, – велит начальник, – свободен.
– Так точно, Цезарь Геннадьевич! – гавкает в ответ мой провожатый и неслышно исчезает за дверью.
– Садись.
Непонятно, команда или просьба, но я сажусь. Начальник делает девушке знак помолчать, невесело улыбается и смотрит на меня.
– Имя, фамилия, год рождения.
– Антон Фридман.
Слышу собственный голос будто со стороны или из-за толстого стекла. Как будто и говорит кто-то другой.
– Тысяча девятьсот… шесь…
Выходит ужасно глупая ситуация.
– А где же твой близнец-то? – усмехается начальник. – Неужто успели поменяться местами, и он тебе, ну, не знаю, документы через дырку в стене передал? Телепортация, телекинез? Документы?
– Не давите на моего подопечного, – вступается девушка.
– Я требую опрашивать его по существу вопроса.
Тут у меня в голове щелкает какой-то тумблер, который в последние двое суток держался из последних сил, и она, голова то есть, начинает неприятно гудеть.
– Знаете… – пытаюсь зачем-то оглянуться на дверь. Не получается.
– Я прибыл сюда из будущего, понимаете, примерно из шестьдесят восьмого года. Две тысячи шестьдесят восьмого.
– Даже так?
Опять непонятно, что именно выразила улыбка начальника.
– Ага, так точно, и Антон из вашего времени – это действительно другой человек. И я его правда не смог найти, просто думал, что кое-какие технологии будущего еще работают и я смогу запрограммировать ваше сознание таким образом, чтобы вы считали, что я говорю правду насчет близнеца. Насчет чего угодно.
– Антон, – вздыхает девушка.
Я тоже тяжело выпускаю воздух из легких. Сердце бьется так быстро, что грудь ходит ходуном.
– Как видите, – девушка пыталась казаться сильнее, хотя невооруженным взглядом видно, что она вся сжалась, бледна и напугана.
– Я шучу, извините, – сказал я.
– Что?
Прошибает пот, в глазах темнеет. Что… Такое чувство, что приближается нечто… Что-то огромное и страшное. Яркое и злое.
– Антон, что с вами? Вы… – бросила злой взгляд на хозяина кабинета. – Антон, как вы себя чувствуете? Я немедленно… сейчас же его забираю отсюда, вам ясно! И буду подавать жалобу! Вы…
– Я потерял ключи от своей квартиры. Я… Просто так получилось, что…
– Ни слова больше!
Девушка подлетает ко мне, и я чувствую легкий запах цветов. У нее неожиданно сильные руки.
– Вы находитесь под моей защитой. – Обернулась, вы держала паузу.
– А вам, Цезарь Геннадьевич, я порекомендовала бы обратиться в церебральную комиссию. Я подписываю все, что нужно, и забираю своего подопечного прямо сейчас. Вам ясно? Понятно вам?
Еще: в кабинете страшно жарко. Вспотели и начальник, и девушка. (Я смотрю вниз и вижу капли пота на ее острой ключице). Из этой истории нужно было выбираться как можно скорее, думаю я, прочищаю горло и… смотрю на начальника. Хочу сказать что-то умное, как-то разом все исправить, но ничего не могу придумать. Просто смотрю, внимательно, насколько хватает сил, как будто вдруг различаю в его лице какие-то смутно
– Свободны, – сказал он. – Под подписку о невыезде. Подаешь на восстановление документов – раз, проходишь реабилитацию и приходишь отметиться со всеми справками. Сколько длится ваша реабилитация?
Это он девушке.
– От двух месяцев, но, возможно…
– Через два месяца.
Взглянул на календарь на столе, задумался. Строго посмотрел на меня.
– Пятнадцатого. Здесь, у меня. Уяснил?
Я хотел ответить, но вышло только неопределенно помахать головой.
Сознание функционировало из последних сил.
– Антон, вы можете идти?
Девушка говорит, и оказывается, что мы уже на улице, причем довольно далеко от участка. Завядшая аллея, холодный ветер. Но ведь только что, только что было жарко…
– Да, мне просто…
– Вы принимали наркотики, Антон? Скажите, вы принимали наркотики?
В голове ухает.
– Вас кормили?
– Я сейчас… сейчас…
Чувствую, что переполнился мочевой пузырь, и, словно хорошо подшофе, с нелепой осторожностью плетусь за угол.
– Антон, подождите!
– Я сейчас. Мне нужно.
Такое было однажды: передозировка памятью. Критически много архивов распаковано за короткий промежуток времени. Я опираюсь рукой о холодную шершавую стену и тут вдруг ясно вспоминаю две вещи.
– Антон, где… – голос обрывается на полуслове.
Первое – ее зовут Лана. Непонятно, откуда я это взял и что мне это может дать.
Второе воспоминание не информация, а образ. Высокий и худой мальчик лет тринадцати протягивает мне руку, как будто собираясь помочь встать. Не знаю, кто он, но похож на ангела или хиппи. Закончить мысль я не успеваю – по голове сзади ударило чем-то тяжелым, стало дико больно, но прошло меньше секунды, и сознание наконец выключилось.
Просыпаюсь от холода. Мне плохо, как с похмелья, бьет крупная непрекращающаяся дрожь. Стены давят. То есть я не вижу никаких стен, здесь темно, но точно знаю, что они есть. Пространство темноты ограничено. Хочу что-нибудь сказать – не получается. Горло слиплось, ссохлось, глаза слезятся. Пробую пошевелиться и понимаю, что руки и ноги крепко связаны, а рот заклеен. От пола, на котором я скрючился, несет пещерным холодом.
Помню, как стало плохо, еще помню, что, оглянувшись, увидел темную фигуру, приближающуюся к Лане сзади, но соображал плохо и потому не придал этому значения. Где я, что произошло?
На то, чтобы произвести звук, – это нельзя было назвать ни стоном, ни хрипом, – понадобилось невероятное количество времени.
– Эй…
Так тихо, что никто не услышит, даже если здесь есть какие-то люди. А еще через миллиард лет густую тьму разрезала полоса рыжего света. Дверь. Кто-то вошел.
– Эй…
Кто-то, тяжело дыша, со свистом, будто из-за бронхита, подошел ко мне вплотную и нос тут же забил резкий неприятный запах. А затем меня куда-то поволокли, как баранью тушу.