Время жить. Книга вторая: Непорабощенные
Шрифт:
Пришельцам нужно было докладывать исключительно по-баргандски. Почему-то их автоматические переводчики были настроены только на этот язык. Здесь, где-то в Северном Заморье (где именно, Собеско еще не выяснил), это было довольно неудобно, так как большинство пленных составляли местные жители, не понимающие баргандского. Зато самого Собеско это вполне устраивало: было бы хуже, если бы пришельцы общались со своими пленниками, скажем, на картайском.
Пришелец брезгливо разглядывал застывший строй не меньше минуты, но так, похоже, и не нашел, к чему придраться.
— Разрешаю, —
— Й-есть! — бригадир четко сделал поворот кругом. — Лмири!… Нта!
Все общие команды отдавались только на языке пришельцев и начинались со слова "лмири". Что означает это слово, Собеско не знал, но если бы кто-то сказал ему перевод – "рабочий отряд, состоящий из представителей низшей расы", — наверное, не удивился бы.
"Лмири… Нта!" означало, что они могут занять свои места за столом под широким навесом, разбитым перегородками на несколько клетушек. Сделать это надо было быстро и сноровисто, иначе процедуру пришлось бы повторить.
Однако на этот раз все было сделано, как полагается. Никто не опоздал, не споткнулся и не уронил лавки из легкого и непрочного пластика. Теперь можно было сидеть и ждать, пока двое дежурных не принесут картонный ящик с пайками.
— О, это что-то новенькое. Наконец-то хоть какое-то разнообразие, — прошептал рядом Дилер Даксель.
Собеско уже перестал удивляться тому, как быстро Даксель овладел искусством "речи заключенных" – говорить, почти не шевеля губами. Сам он пока не освоил этот метод, поэтому только кивнул.
Вместо знакомого ящика дежурные несли большое пластиковое корыто. Они с натугой приподняли его и… вывалили на стол целую гору зерна, от которой шел пар.
— Вот и кашка, — громко сказал Шелни, сидящий по другую сторону от Собеско.
Ни ложек, ни других столовых приборов им не дали, поэтому есть приходилось руками.
Или не есть.
На другом конце стола, где сидели местные, раздалась длинная возмущенная тирада.
— Вот-вот, — поддержал Шелни. — У нас таким только скотину кормят!
Зерно, похоже, просто обдали кипятком, чтобы оно чуть-чуть размягчилось. Кроме того, в нем было полно шелухи, сорняковых семян и даже мелких камешков.
Похоже, такой завтрак получили сегодня все бригады. Где-то за перегородками послышались громкие раздраженные голоса и резкие щелчки хлыстов. Их пришелец тоже выдвинул хлыст и держал его перед собой обеими руками, покачивая из стороны в сторону. Лицо его было напряжено, и Собеско вдруг подумал, что пришелец, кажется, их боится.
— Ешь, — шепнул над ухом у Собеско Дилер Даксель. — Нам нельзя голодать. Сейчас ничего другого нам не дадут, поэтому ешь, сколько успеешь.
Собеско поспешил последовать совету. Он помнил, как позавчера прямо на марше упал без сил худой невысокий юноша, шедший в предпоследнем ряду. В барак он не вернулся.
Однако таких, как Собеско и Даксель, было немного. Большинство ритмично стучали
— Лмири… Нгэх! — вдруг выкрикнул бригадир, перекрывая стук.
Повинуясь команде, все привычно вскочили с мест, опрокинув лавки. К навесу неторопливо приближался "главный пришелец" с двумя горизонтальными нашивками на рукавах. Как уже знал Собеско, такие полоски были знаками различия офицера достаточно высокого ранга. Кроме того, он был вооружен не хлыстом, а иглометом (который Собеско про себя называл автоматом).
— Что произошло? — воспроизвел динамик вопрос главного, остановившегося прямо напротив их бригады. — Это ваша пища. Почему она вам не подходит?
— Миида ахтантагаи, — старательно выговорил чужие слова бригадир, делая два шага вперед. — Мы не можем есть сырое зерно. Из него надо испечь хлеб.
Главный посовещался с несколькими пришельцами менее высокого ранга, обычно руководящими работой бригад.
— Здесь есть наказанные. Они займутся приготовлением пищи, — огласил он вердикт. — Днем вы получите пайки. А теперь – за работу!
— Й-есть! — откликнулся бригадир. — Лмири… Хнау!
Это означало строиться по-походному.
Приближался самый волнующий момент дня. Гигантская человеческая змея, шестнадцать бригад – почти полтысячи человек в колонне по три – медленно ползла по направлению к воротам, которые нужно было проходить непременно по одному и с интервалом в несколько шагов.
Кен Собеско внутренне сжался. Это был его шестой день в плену и пятый выход на работу, но ожидание перед воротами по-прежнему вызывало у него чувство мучительного томления, подобно тому, что он испытывал в детстве, когда его класс водили к зубному врачу.
Оттянув воротник рабочего комбинезона, Собеско осторожно дотронулся до прохладного пластика ошейника. Вообще-то, он мало чего боялся в жизни, но эта штучка у него на шее – личный сторож и по совместительству персональный палач – вызывала почти мистический ужас.
В узеньком, невзрачном, дешевом на вид ошейнике был заряд взрывчатки. Это знали все, поскольку перед отправлением в барак каждому пленному показывали короткий фильм из трех эпизодов.
Эпизод первый. Ошейник одет на манекен, даже, скорее, чучело, грубо сколоченное из каких-то угловатых пластиковых деталей и обрывков материи. Пришелец, стоя на расстоянии около двух метров, с помощью штыря и длинной гибкой проволочки пытается открыть замок ошейника. Крупный план. Видно, как проволочная петля прочно обхватила защелку. Рывок! Замок открывается и тут же весь ошейник исчезает во вспышке взрыва. Звука нет, но словно слышится горячий упругий хлопок. Круглая пластиковая голова, оторванная у чучела, отлетает на несколько шагов и нелепо шлепается, словно сдувшийся мяч.