Времяоник
Шрифт:
Купаться не пошли. Играли с братом во дворе, катались по переменке на велосипеде.
Бабушка напомнила, что утром рано-рано пойдем на озеро – рыбачить. Нужно ложиться раньше спать, кто заленится вставать, останется дома.
По субботам рыбачили часто. Ходили на озеро с бабушкой. Мама избегала рыбалку, ей не нравилось насаживать червяков на крючок. Я тоже этого не любил и лепил к крючку хлебный мякишек. Удочка у меня была короткая, леска толстая, однако рыба ловилась.
Но в этот раз мама собралась с нами, и это особенно радовало. Бабушка разбудила нас рано, около четырех часов. Уже начинало светать, был густой туман. Встали быстро, оделись, умылись и
Река протекала так, что получалась как бы петля. А когда строили железную дорогу, то пришлось отсечь этот круг, и выпрямить русло реки. Эта петля образовала озерцо. Весной озеро соединялось с речкой, под мостиком на железной дороге. Летом рыбы в озере было много, ее ловили и сетями, и бредешками, ставили мордушки.
По тропинке через заросли ивы вышли на мыс и остановились на небольшой лужайке. Выбрали места для ловли. Утро было прохладное. Густой туман сливался с водой, клубился, и казалось, что озеро вот-вот закипит. Неосторожный шорох – и по поверхности воды бежали из ночных укрытий большие жучки-водомеры. Маме захотелось половить, она стала просить удочку у Бори. Тот не хотел давать, говорил: “Какой она рыбак, если боится червей”, – но потом согласился. Мама закинула поплавок, и он тут же нырнул под воду. Начались визг и крик, мама боялась тащить, ей казалось, что оборвется леска, что крючок зацепился за корягу, ей стали помогать и вытащили таки рыбку – довольно большого леща. Рыба упала и запрыгала по траве. Мама попыталась схватить ее, но рыба не дается в руки, и мама, как футболист за мячом, падает на нее. “Дайте скорее бидончик, – кричит мама, – я ее боюсь!” Я схватил полиэтиленовый мешочек, а бабушка принесла бидончик. Но лещ не входит – такой широкий.
Наконец, бабушка надевает на него кулек, приговаривая: “ Вот так раз, распугали всю рыбу”.
Все успокоились и взялись за удочки, а лещ, бедный, не хочет сидеть в кульке. Бьет хвостом и с кульком прыгает по полянке в траве.
Тем временем, я забросил поплавок рядом с бережком. Сильно дернула рыбка. Леска на удочке была толстая, и я спокойно вытащил длинную, тонкую щучку.
Утро уже в полном разгаре, солнце разливает розовые лучи по воде, туман исчезает, пора возвращаться домой. Мы идем счастливые. Возле дома видим бабу Шуру. Она как раз приехала к нам в гости. Удивляется улову и хвалит нас.
Бабушки почистили рыбу, запекли. Удивительно вкусно.
3
Мама переписывалась с отцом, проводя за письмами много времени, не всегда радуясь вестям от него. Со временем набрался целый мешок отцовских писем, которые она сохраняла, думая, что когда-нибудь дети захотят разобраться во взаимоотношениях родителей.
Я спросил у мамы, много ли она разбиралась в “отношениях” своих родителей, и предложил пустить их на растопку.
В конце концов так и сделали. Между моими родителями происходило что-то ненормальное, но я старался не замечать их проблем, будучи занят своим собственным детским миром. Хотя, был ли он детским? В то время я больше просто созерцал жизнь. Детство – это пора, в которой человек не задумывается о жизни, принимает ее такой, как она есть, приспосабливается, еще не желая ничего менять.
Как-то раз мама получила очередное письмо от отца. Он звал нас жить в далекий город Белгород, где он работал и получил квартиру.
Я в Белгород не хотел, но кто меня спрашивал? У мамы были сестра и брат. Жили они в Новосибирске и Алма-Ате. Я не понимал, как можно жить так далеко от бабушки, и вдруг на тебе… ехать за тысячи километров.
* * *
Перед отъездом всех нас потряс ужасный случай. Несколько детей играло в траншее, вырытой под водопровод, и их засыпало землей. Нелепая и страшная смерть.
* * *
Пять суток ехали в поезде. Интересно было посмотреть страну, пусть из окна вагона. Величественные, бескрайние просторы, леса, равнины с ленточками рек. Климат, меняющийся на глазах. А по ночам огромные таинственные города, светящиеся тысячами огней. Деревья, освещенные электричеством, казались покрытыми золотой листвой. Днем они были не так интересны.
В Белгород приехали ночью, и на такси добрались до дома. Отца не было. Мы ночевали на лестничной площадке. Утром нас пригласили к себе соседи, а отец объявился только к обеду. Так началась наша жизнь в Белгороде.
Мебели не было, спали на том, с чем приехали. Днем оставались с бабушкой, мама искала работу. Отец на какое-то время “умотал” в командировку. Контейнер с вещами долго не приходил. Потом оказалось, что его отправили в Белгород-Днестровский, а не в тот, где жили мы. Контейнер вернули по адресу, а отец написал заметку в газету о контейнере-путешественнике.
Кое-как обустроились, и бабушка уехала домой. Мы стали осваивать новое место жительства.
Микрорайон наш находился на окраине города. Недалеко, за оврагами, был лес, в котором водилось множество грибов – маслята, опята, свинушки. Чуть дальше – яблоневые сады совхоза.
А город, действительно, белый. Белые горы, белые склоны оврагов. Не пропадает ощущение, что там вечно лежит снег.
ГЛАВА 2
1
Наступило лето. Меня решили отправить в школу. Мне было всего шесть лет и можно было год посидеть дома, но стоило ли? Тем более, что брат тоже ходил в школу с шести лет.
Взрослые много обсуждали этот вопрос, говорили, что первый год в школе может обернуться психологической травмой для ребенка. Я слушал эти разговоры вполуха и ждал какой-нибудь гадости.
Мама в тот год не работала и всегда меня провожала в школу и встречала после нее, так как кругом была стройка и грязь.
Вначале я посещал подготовительные занятия. Они были неинтересными: выводить палочки и кружочки, чтобы выработался красивый почерк.
Вот и первое сентября. По радио звучит задушевная песня о первой учительнице. Я думаю о том, сколько их у меня еще будет, и эти мысли меня почему-то не радуют. Меня радуют тетрадки, портфель и форма. Мама хочет купить цветы, но я против. “Ну что такого? – говорю я, словно желая себя успокоить, – подумаешь праздник!” Да и денег было жалко. Маме их всегда не хватало.
За окном слышна музыка, это к школе сзывают учеников, иначе многие наверняка бы не дошли, соблазнившись свежими красками и пьянящим воздухом утра…
На солнце стоять жарко. К счастью, праздничная церемония быстро заканчивается, и мы заходим в школу, в свой класс.
Первые классы переполнены, по сорок пять человек, и мы сказали, что мне семь лет. Возможно, первый раз в моей жизни я столкнулся с сознательной ложью. В то время брали в школу с семи. Я тогда почувствовал, что значит быть белой вороной. Как-то раз одноклассница обозвала меня недоноском. Я ответил, что если кого и не доносили, так это ее (она пошла в школу в восемь лет). Приходилось самоутверждаться, ”выступать по уму”.