Времяточец: Исход
Шрифт:
Когда фигура проходила напротив их холма, Эйс узнала лицо того мужчины в шинели, который полз к ним по улице, страдая от боли. Теперь он был старше, набрал вес. Его белое лицо стало более пухлым, дурацкие усики стали немного гуще. И только глаза, всё те же ярко-голубые глаза, не изменились. Казалось, что они стали ещё ярче, сияя неземным светом.
– Это он! – прошептала Эйс.
– Совершенно верно, – сказал Доктор. – Сам Адольф Гитлер. Он неплохо выглядит, правда?
В конце длинного прохода вокруг Гитлера собрался антураж из людей
– Нужно отдать им должное, – сказал Доктор. – Шоу устраивать они умеют.
Эйс удивлялась тому, как она была потрясена, как взволнована.
– Что это было?
– Наверное, Фюрер почтил память какого-нибудь усопшего славного члена нацистской партии, – сказал Доктор. – Повод не имеет значения, важно само мероприятие. Это примитивный языческий ритуал, смесь религии, политики, и отвлечения внимания. Эффектно, правда?
– Пожалуй... по-гадкому эффектно.
– Это всё инсценировано, – сказал Доктор. – Организовано, спланировано... кем-то, кто очень хорошо знает психо-динамику толпы. Этих знаний в этом веке ещё нет.
– Ему помогают?
– Я в этом уверен. Здесь был кто-то с самого начала, помнишь того, кто в меня стрелял? Я думаю, что кто-то, и вполне возможно он не один, был с ним рядом всё это время, направлял его, заботился о его карьере, усиливал его способности. Ты видела его глаза? Думаю, он под контролем, одержим.
– Времяточцем?
Доктор покачал головой:
– Сколько раз тебе говорить, это всё не в её духе. Ты же видела её в действии, у неё столько же тонкости, как у твоего нитро-9а. Эта непрямая долгосрочная манипулируя временем – совсем другое дело.
Эйс осмотрела залитую светом огромную сцену.
– Где мы? И когда, ели уж на то пошло?
Доктор задумался.
– Я бы сказал примерно через пятнадцать-шестнадцать лет после той заварушки в Мюнхене. Наш Адольф, как видишь, на вершине, но мне кажется, что война ещё не началась, судя по этим огням... Думаю, мы в Нюрнберге, на одном из больших партийных митингов. Они этим целыми днями занимаются: парады, военные игры, процессии с факелами. Много маршей и криков не дают людям думать. Ну, и речи, конечно, бесконечные речи. Думаю, сейчас как раз одна из них начнётся. Пойдём!
Толпа вытекала из огромной низины, и Доктор направился вслед за людьми.
– Постой, – сказала Эйс. – А как же ТАРДИС?
– Хорошее замечание! – Доктор вынул нечто, похожее на связку ключей, и коснулся невидимой кнопки. ТАРДИС растворилась в воздухе, звук её отправления утонул в общем гуле.
Эйс забеспокоилась:
– Эй, куда она делась?
– Припаркована в пространственно-временном континууме.
– Смотри, не потеряй своё устройство. Для экскурсий это, может быть, и хорошее место, но жить тут я не хочу.
Просто следуя за толпой, они вышли за пределы
– Давай поднимемся на этаж выше, – сказал Доктор и направился к мраморной лестнице.
Им преградил путь капитан СС в чёрной униформе:
– Верхние уровни зарезервированы для представителей партии.
Доктор посмотрел на него. Затем вынул из кармана монокль, вставил его в глаз, и посмотрел ещё раз.
– Вы знаете, кто я такой? – прошептал он. – Вы в курсе, что я здесь по личному приглашению Фюрера?
Капитан отступил:
– Прошу прощения, герр?..
– Моё имя, как и сам мой визит, не должны разглашаться. Можете обращаться ко мне «герр Доктор». Проведите меня к моей ложе.
– Сию минуту, герр Доктор, – капитан СС повёл их вверх по лестнице, прокладывая им путь в толпе. Наверху он остановился: – Герр Доктор, не будете ли любезны сказать какая у вас ложа?
Доктор недоумённо посмотрел на него:
– Самая лучшая, разумеется.
Офицер провёл их по изогнутому коридору, устеленному красной дорожкой, и открыл дверь в ложу, в которой сидели пухлый невысокий мужчина в тёмном костюме и пышная блондинка в вечернем платье.
– Эта ложа занята, – сказал капитан СС. – Освободите её!
Все огни погасли. Затем один из прожекторов снова включился, выхватив из темноты блестящую стальную трибуну. Снова длительная пауза. Затем Адольф Гитлер взошёл на трибуну. Он стоял неподвижно, глядя поверх зрителей; его голубые глаза устремились в точку на далёком горизонте. Он стоял молча поразительно долго.
Внезапно он заговорил, тенором:
– Народ Германии...
Его речь, как и его голос, была невнятной, непоследовательной, размытой. Но постепенно голос набирал скорость и силу, словно пожар на ветру. И вот уже Гитлер просто вопил, обвиняя врагов Германии, огромный смутный международный заговор евреев, большевиков, и недочеловеков, желавших уничтожить величие их страны – величие, которое он восстановил. Он просил, он умолял, он угрожал, играя на эмоциях слушателей, как музыкант-виртуоз на знакомом инструменте.
Последний раз он крикнул: «Deutschland! Deutschland! Deutschland!», взметая в воздух кулак в такт словам, вздрагивая всем телом, как кабель, который пронизывает электрический ток, и всё закончилось. Аудитория взорвалась аплодисментами. Эйс вдруг обнаружила, что трясётся, а по её щёкам текут слёзы. В темноте она услышала голос Доктора:
– Психологическое изнасилование и убийство. Так один немецкий поэт называл выступления Гитлера.
– Это было похоже на магию, – сказала Эйс. – На чёрную магию.