Всадник с улицы Сент-Урбан
Шрифт:
— Да он, поди, больше стоит!
Откуда-то уже неслись призывы миссис Херш.
— Ну, ты меня тогда веди в школу завтра, ладно?
— Завтра суббота… Да, кстати, Сэмми!
— Чего?
Что им положено говорить? В детстве я от отца был далек, а теперь уж поздно. Да и вообще, между прочим, со следующей недели я, не ровен час, могу на некоторое время оказаться постояльцем тюрьмы ее величества в Дартмуре. Пока не выйду, гордый и постройневший.
— Мне хорошо с тобой. И нравится всюду водить тебя. Ты молодец. Теперь поторопись, а то опоздаешь.
Пять минут спустя раздался звонок в дверь, и Джейк, отворив окно, крикнул Ормсби-Флетчеру:
— Иду, иду!
Ваша милость, взгляните на это следующим образом. Кругом вовсю ширится сексуальная революция. Все эти суперсовременные отчаянные белые негритянки готовы по сто раз на дню
Вполне вас понимаю, мистер Херш.
Пока Джейк выкарабкивался из черного «хамбера» у здания Олд-Бейли, адвокат Ормсби-Флетчер, нынче опять, как всегда с утра, обескураживающе веселый, продолжал что-то чирикать, издавать какие-то ободряющие звуки…
Над главными воротами выбит в камне девиз:
Да защищен будет Бедняк и Дитя его;
Обидчик же их — покаран.
А если их Обидчик сам и Бедняк, и Дитя его, как тот же Гарри?
Напоследок Ормсби-Флетчер поднял вверх большой палец, на что Джейк в ответ подмигнул. Самым своим залихватским манером.
Джейк хорошо знал, что в позорных списках обвиняемых Лондонского уголовного суда номер один имена и евреев, и белых канадцев-протестантов присутствуют издавна и во множестве. Так что первым ему здесь уже не быть.
В 1710 году, когда Джонатан Уайлд, Князь грабителей, слыл неоспоримым numero uno всего лондонского дна, его незаменимым подручным был шахер-махер, но имени Авраам. «Этот израэлит, — говорится в „Ньюгейтском календаре“ [40] , — оказался удивительно верным и полезным его приспешником». Действительно, слишком уж часто фальшивомонетчики, разбойники, воры, шулера и мошенники всех мастей при поимке клялись, что всю свою неправедную добычу сбыли некоему еврею в Уайтчейпеле. Что же до более современного еврейства, то был такой лорд Джордж Гордон [41] , зачинщик беспорядков, случившихся 2 июня 1780 года. Толпа под его водительством подожгла Ньюгейтскую тюрьму, причинив значительные разрушения, и разграбила здание суда на Олд-Бейли. На этом не успокоившись, лорд Гордон принялся распространять клевету на Марию-Антуанетту и графа д’Амедара, но определенно ненормальным его признали лишь после того как он «…был обнаружен в Бирмингеме с длинной, по еврейскому обычаю, бородой, и выяснилось, что, подвергшись обрезанию… он упорно исповедует иудейскую веру». Прежде лорд, а теперь реб, Гордон несколько лет еще влачил существование в Ньюгейте, ежедневно молясь и блюдя в камере кашрут, пока не умер от тюремной лихорадки. Когда-то властный предводитель толп, он умер, как свидетельствует «Ньюгейтский календарь», в окружении отбросов общества — «…негров, евреев, цыган и всяческого сброда».
40
Ньюгейтский календарь (с подзаголовком «Кровавый регистр злодеев») — первоначально ежемесячный перечень казней, составлявшийся смотрителем Ньюгейтской тюрьмы. Содержал жизнеописания известных преступников. Весьма популярный в свое время образчик нравоучительной литературы XVIII–XIX веков.
41
Лорд Джордж Гордон (1751–1793) — шотландский аристократ и английский политик. Будучи членом парламента, выступал за предоставление независимости американским колониям. Принял иудаизм и, в частности, за это подвергся репрессиям.
Общественный климат мало улучшился и к 1880-м годам — во всяком случае, судя по тому, как утонченный Монтегю Уильямс, адвокат и королевский советник, жалуется в своих мемуарах на мешавших ему «обтерханных евреев с хмурыми лицами», которые слонялись около здания суда. В 1887 году обтерханные евреи вдруг объединились в дерзкие банды и объявили о своем намерении освободить приговоренного преступника — убийцу Эзру Липски [42] , так что охранникам Ньюгейтской тюрьмы в день казни польского еврея пришлось даже вооружиться револьверами. Впервые в истории.
42
Израиль Липски (1865–1887) — еврейский иммигрант. Обвинен в убийстве соседки посредством вливания ей в глотку азотной кислоты. Обстоятельства его обнаружения (под кроватью убитой и с ожогами полости рта той же кислотой) были весьма очевидны, и все же доказательная база многим показалась недостаточной; видные деятели еврейской общественности и даже члены парламента ходатайствовали об отмене приговора, однако Липски все-таки был повешен.
Что касается англо-канадских своих предшественников, по некоторому сходству обстоятельств Джейк выбрал из них для пристального рассмотрения лишь одного: косоглазого сексуального маньяка и наркомана, закончившего в Монреале Макгилльский университет, — доктора Томаса Нейлла Крима, растленного завсегдатая публичных домов Южного Ламбета, о котором Джон Холлингсхед в своем труде «Лондон в лохмотьях», опубликованном, правда, за тридцать лет до появления там Крима, писал так: «Дома здесь поражают всеми мыслимыми проявлениями жалкости и грязи», а «лица, что посматривают из узеньких окошек, желты и отвратны; да и выглядывают-то если не еврейки, то ирландки…»
Томаса Нейлла Крима, родившегося в 1850 году в Глазго, родители привезли в Монреаль ребенком. В возрасте двадцати двух лет он поступил в Макгилл и через четыре года его окончил — еще один иммигрант пробился наверх: получил диплом врача. «Прекрасный работник, умнейший юноша, — писал о нем его профессор, — однако подвержен странным идеям — чудовищно странным идеям, должен признать; так что я уж и не знаю, до чего они могут его довести».
А довели они Томми для начала до убийства с помощью морфина девушки из Торонто, на которой ее разгневанный папаша заставил его под дулом пистолета жениться. Пока молодая женщина умирала у Крима на руках, он рыдал от напускного горя, а затем сразу сбежал в Иллинойс, где, использовав стрихнин, разделался со стареющим фермером, чтобы не мешал наслаждаться его неугомонной женушкой. Такая необузданность стоила ему десяти лет тюрьмы, выйдя из которой, он уплыл в Лондон. В Лондоне косоглазый доктор напропалую предавался разврату, заодно отравив по меньшей мере шесть filles de joie [43] за год, четыре из которых умерли в муках. Лишь после этого он был пойман и в 1892 году отправлен на виселицу, у подножья которой заявил, что он и есть тот самый Джек-Потрошитель.
43
Проституток (фр.).
Вот так очередной враль-канадец пытался крепко отметиться в Лондоне.
Возможно, это общая тенденция, размышлял Джейк, сидя в выгородке, которая называется скамьей подсудимых, и скромно опуская глаза, как только кто-нибудь из присяжных на него взглядывал. Быть может, приезжающие в Лондон провинциалы из колоний всегда были неравнодушны к нимфам панели?.. Что ж, это очень, очень даже возможно.
А в голове тем временем сложилась песенка:
Я не вор, не растлитель, не пакостный жид, Не священных основ сокрушитель, А беспечный любитель со всеми дружить, И вот на тебе: Джейк-Потрошитель!Не прошло и часа после ухода Джейка, как зазвонил телефон.
— Да, — сказала в трубку миссис Херш, — дома, дома. Что мне сказать, кто просит?
Но не успел звонивший отчитаться, встрепенулась Нэнси:
— Что? Меня?
— Ну не меня же, — слегка насупилась миссис Херш, протягивая трубку.
Нэнси трубку взяла, взамен предоставив свекрови младенца.
— Пожалуйста, снесите его в кухню. Если хотите, можете дать ему бананового пюре.
— Нет, вы такое видали? Вот так вдруг, прямо без борьбы Форт Нокс сдает свой золотой запас! Вся гигиена побоку, и я уже гожусь кормить внука!
— Да, конечно, — нежным голосом заворковала Нэнси. — Ну, только если к пяти я вернусь. Он позвонит, как только в суде объявят перерыв…
— Вы что, куда-то уходите? — потрясенно вопросила миссис Херш.
— Похоже, что да, — ледяным тоном ответствовала Нэнси.
— А если в полдень позвонит адвокат, что я ему скажу?
— Скажете, что я поехала в «Форест-миер-гидро» [44] лечиться клизмами. Миссис Херш, ну в самом деле, должна же я воздухом дышать! Хоть иногда! Совсем-то уж нельзя же!
44
Оздоровительный комплекс.