Всадники
Шрифт:
— Помочь? — Переспросил он, и тут вдруг понял, что эти молодые гребенцы и правда пришли ему помочь. Значит, не забыли здесь Бога и не зря он решил остаться именно в этом храме.
Он поговорил немного с ребятами, благословив их труд, а они сразу же принялись за дело, наполнив все вокруг веселым шумом. Сам же он еще немного поработал в церкви, все еще ощущая в себе непонятную силу, так и не покинувшую его после усыпальницы.
Отец Филарет услышал, как его кто-то окликает и увидел невысокого старика, с очень представительным видом направляющегося в его сторону.
— Здравствуйте, отче, — произнес он очень почтительно, — я слышал вы намерены служить в этом храме?
— Да, — просто ответил монах, хотя и понял, что перед ним не просто любопытный прохожий.
Старик тут же подтвердил его догадку, представившись:
— Я Михал Окора, городской Голова Гребенска. Признаюсь, ждал вас гораздо раньше, ведь посылал запрос в епархию, почти год назад, но вполне понимаю, что охотников ехать сюда найдется немного. Разрешите узнать, как вас зовут?
— Отец Филарет.
— Так вы остаетесь? Говорят, вы уже все тут осмотрели. — При этом Голова посмотрел в сторону дома и замер с открытым ртом. — Э-э, а что это там происходит? — Спросил он с таким искренним любопытством, что монах едва удержался от улыбки.
— Молодые ребята пришли вместе с Марицей. Хотят помочь с домом.
— О! — Уважительно произнес Михал. — Марица молодец. Я своего по субботам отпускаю только потому, что она с ними. Все лучше, чем…, - он махнул рукой, — Ну так что, решено? Отец Филарет, вы поймите, с деньгами помочь сейчас невозможно. Налоги…
— Я остаюсь, — мягко ответил монах.
— О! Ну будьте здоровы! У меня еще много дел. Извините, что отвлек, — и с этими словами, городской Голова поспешно засеменил в сторону ратуши.
— Вот и славно, — пробормотал отец Филарет, — кажется, жизнь входит в свою колею.
Марица вышла из дома, убедившись, что ребята без нее справляются прекрасно, а то, что девушки тоже им помогают, не прошло бесследно. Каждый хотел показать себя, соревнуясь в мастерстве, но работали слаженно. И как всегда, руководил ими Ежи. Сразу распределил, кто что делать будет, хорошо знал у кого что лучше получается. Слушались его охотно, недаром выбрали своим вожаком.
Словно прочтя ее мысли, Ежи появился на крыльце с довольной улыбкой, мол, гляди, ну разве я не молодец.
— Опять грустишь, Марица? — Спросил он, остановившись рядом.
Девушка оглянулась, задумчиво на него посмотрев. Ежи, красивый, высокий, широкоплечий, с шапкой светлых кудрей и правильными чертами лица очень ей нравился, но лишь как старший брат. У девушек он пользовался успехом, не только потому что являлся младшим и самым любимым сыном Головы, но и благодаря красивым голубым глазам и обаятельной улыбке. Среди гребенских парней, с которыми Марица дружила, он был самым старшим, умным и сильным, уже второй год был атаманом их ватаги. Общаться с ним было приятно, хотя принадлежность к семье Головы Гребенска делало его порой очень надменным и нетерпимым.
— Да, Ежи, грустно было. А тебя увидела и сразу на душе весело.
— Смеешься, Марица?
— Нет же. Не хмурься. Просто радуюсь жизни. Согласись, прекрасный день, — улыбнулась девушка, — смотри, твой батюшка разговаривает с отцом Филаретом.
— Вижу. Рад, наверное, что священник появился. Все сетовал, что не приедет к нам никто. А как ты?
— А что я?
Ежи облокотился на перильца, стал внимательно рассматривать Марицу, словно видел ее впервые.
— Что хотел от тебя мерзавец Гамсунг? И еще князь. Ты и с ним знакома?
Марица улыбнулась, но ничего не ответила, до сих пор не хотелось даже вспоминать о вчерашнем. Весь город теперь судачит о ней. Но не это главное, вот и Ежи спросил, а что князь-то подумал, даже не хочется представлять.
Парень, не дождавшись ответа, вспыхнул, шагнул ближе:
— Марица! — Тихо сказал он, поднял руку, будто коснуться хотел ее лица, но не решился под ее укоризненным взглядом. Заговорил торопливо, убедившись, что никто не слышит: — Если не хочешь, не говори, я же понимаю, тебе нелегко это. Что говорят люди. Но мне то тоже несладко. Ты же знаешь, я…
— Ежи! Хватит!
— Да помню я! Да, обещал не говорить об этом! Но я же не могу перестать думать о тебе! А тут Гамсунг и князь… А ты даже не говоришь!
Марица вспыхнула, чувствуя такую жалость к парню, что едва не высказала этого вслух, но вовремя сдержалась, улыбнулась мягко:
— Я слышала налоги собирают? Наверное твоему отцу нелегко?
Ежи нахмурился, глядя на нее сверху вниз, закусил в досаде губу. Потом резко отвернулся, отошел опять к перильцам:
— Собрали уже, — глухо сказал он, — этот чертов Шлоссенберг свое получит, палач проклятый. Даже думать о нем спокойно не могу.
— Что твой отец говорит?
— О-о! Нет, Марица, как говорит отец при девушках лучше не повторять.
Марица невольно рассмеялась, представив ругающегося черными словами седовласого и такого сдержанно-чинного всегда градского главу.
Ежи тоже улыбнулся, спросил заискивающе:
— Завтра как обычно, у реки? Будешь со мной танцевать?
— А ты приглашаешь? — Улыбнулась Марица.
— Конечно! Только с тобой и танцевал бы!
— Ну и славно, — она вдруг нахмурилась и посмотрела на парня доверчиво и серьезно:
— Боязно мне, Ежи, может без меня завтра? Не хочется город покидать. Не спокойно мне теперь. Ты же понимаешь.
— Марица, как же так? Хочешь все отменить?
Ей совсем не хотелось отменять эти субботние встречи у реки. Весело было. Костры жгли. Каждый приносил разную еду, заваривали травяной чай, иногда ребята умудрялись добыть дикий горный мед и получалось настоящее пиршество. Песни пели, хороводы водили, в игры поцелуйные играли, на качелях качались. Парни свою удаль старались показать, боролись, задирали друг друга без обид. Девушки наряжались, платья себе шили, рубахи вышивали, украшения из бисера плели, пояски узорчатые. Рукоделие с собой брали, каждая старалась показать, какая она мастерица, как умеет тонкую работу делать, но и потанцевать успевали и спеть и на парней полюбоваться, и сами впечатление на них произвести.