Всадники
Шрифт:
– Я тороплюсь, – ответил Уроз.
– Часто бывает, что не самый короткий путь быстрее приводит к цели, а уж тем более… – начал было его собеседник.
Но не договорил. Рядом с Урозом выросли силуэты Мокки и Джехола. И он после короткой паузы продолжил:
– Хотя верно и то, что у тебя отличный конь и сильный слуга, которые тебе помогут.
Уроз встал на здоровую ногу. Хозяин шагнул вперед, желая ему помочь.
– Не надо, – отказался Уроз.
Он вцепился в луку седла и в гриву Джехола. Мгновение спустя он был уже на коне. Мокки уселся на круп.
Хозяин чайханы
– Сворачивайте по тропинке налево. Она приведет вас к колодцу. Там увидите другую тропу, которая круто поднимается в гору. По ней поднимайтесь до караван-сарая на вершине. Торопитесь. Туда надо добраться до наступления темноты. А то, не дай Бог…
– Мир тебе, – произнесли одновременно Уроз и Мокки.
Джехол двинулся в путь. А хозяин чайханы только горестно протяжно вздохнул. Вот и эти странные путники, побывав в его саду, тоже унесли с собой какую-то тайну.
II
ТРУП
Первые отроги гор начались сразу за кишлаком. Крутая, скользкая дорога поднималась, петляя, между скалами и пропастью. Несмотря на то, что Джехол шел бодро, путники еще не добрались до караван-сарая, когда наступила полная тьма.
Мокки спешился и повел коня под уздцы. Свободной рукой он ощупывал контур скалы, к которой лепилась дорога, чтобы не сорваться в невидимую бездну.
Он вдруг произнес совсем каким-то детским голосом:
– Уроз, я боюсь.
– И Джехол тоже, – заметил Уроз. – Я чувствую это.
– Я не столько даже свалиться боюсь, – прошептал Мокки, – сколько…
– Знаю, – ответил Уроз.
Он тоже чувствовал невидимое присутствие бесчисленных существ, бесчисленных и бесформенных, с крючковатыми когтистыми крыльями, то голых, то мохнатых чудовищ, всяких привидений, духов-вампиров, птиц и пресмыкающихся с черепами вместо головы, которые ползали, летали, скользили, носились над склонами гор, над пропастью, погруженной во тьму и как бы опускающейся куда-то на дно огромного черного озера. Он слышал, как они проносились со вздохами, свистом и хохотом. Их омерзительное дыхание обдавало холодом его лицо, и порой по коже пробегали мурашки от легкого, но отвратительного прикосновения чьих-то лапок, крыльев, усиков, перьев, языков и рогов.
– Да, знаю, – повторил Уроз.
– И не боишься? – покорно спросил Мокки.
– Нет, – ответил Уроз. – Не боюсь.
И сказав так, сам настолько удивился своим словам, что даже остановил Джехола. Как? Неужели и впрямь среди всего этого ужаса в горах, ночью, он не дрогнул, не испугался? Уроз прислушался к ударам крови в висках. И с чистым сердцем снова повторил:
– Нет, я не боюсь.
– Ну, ты храбрый, – шепотом проговорил Мокки. – Второго такого в мире не сыскать.
И хотя саис не мог видеть его в ночи. Уроз медленно кивнул головой. Ему подумалось, что над другими людьми его возносила вовсе не смелость, а безразличие к несчастью.
Уроз снова отпустил уздечку. И когда конь зашагал, ласково потрепал Мокки по плечу.
– Пусть рука твоя останется на мне, – попросил саис.
И он опять принялся ощупывать контуры и неровности каменного карниза, единственного его ориентира в кромешной тьме. Так они продвигались по узкой ленточке-тропинке между стеной-скалой и пропастью, – всадник, опираясь на пешего, а пеший – прижимаясь к темному граниту.
Когда начался еще более крутой подъем, Уроз спросил:
– Ну, как твой страх, Мокки?
– Твоя рука помогает, – ответил саис.
Но голос его был тихим и жалким.
– Хоть бы парочку звезд увидеть.
– Скоро увидим, всему свое время, – пообещал Уроз.
И они увидели звездочку, но не на небе. Выйдя из-за очередного поворота, они вдруг увидели огонек – далеко-далеко и очень высоко, но не настолько высоко, чтобы принять его за звезду. И хотя огонек был не сильный и трепетный, он показался им ярче любого светила. В каменной пустыне, среди иссушающего душу холода, пронизывающего все тело до мозга костей, этот огонек был отблеском людского тепла, пламенем, зажженным человеческими руками.
– Караван-сарай! – закричал Мокки.
И он выпрямился, освободившись от страха и от своих наваждений. Рука Уроза покинула его плечо. Но он этого даже не заметил.
От поворота к повороту тропа становилась все шире и превратилась в дорогу, выходящую на плато, куда сходились и другие дороги. На их пересечении стоял караван-сарай.
Внушительных размеров здание было полуразрушено. Даже в темноте было видно, что стены его плохо сохранились. Через трещины и проломы пробивался свет. Для запоздалых путников в горах свет этот казался дивным маяком и предвещал победу над тьмой, но внутри дома оказалось, что идет он от единственной лампы с закоптелым грязным стеклом. Слабое свечение не рассеивало как следует даже мрак, царивший в помещении, где вперемешку лежали люди и животные.
Уроз без труда въехал на коне через высокие обветшалые ворота. Лавируя между лежащими телами, а порой и перешагивая через них, Мокки отвел Джехола в еще не занятый угол. Приподнялось несколько голов… слабо проблеял ягненок в мохнатой массе отары. Сквозь сон проскулила собака… поднял на длинной своей шее могучий верблюд испачканную слюной морду… И все. Хотя вход в караван-сарай был не более чем распахнутой дырой, хотя крыша его сплошь зияла дырами, а стены казались беспорядочным нагромождением кирпичей, входя сюда и люди, и животные чувствовали себя наконец-то защищенными от дорожных испытаний, сбрасывали с себя вместе с грузом вьюков бремя тревог и крепко засыпали после изнурительного дневного перехода. Время от времени из мрака ночи возникал кто-нибудь новенький. Тем лучше. Чем больше народу, тем в большей безопасности они себя чувствовали.
Пока Джехол шел по огромному помещению, Уроз неподвижно сидел в седле. Он чувствовал, что если бы захотел, то еще смог бы перекинуть здоровую ногу через холку Джехола и спешиться, ступив на нее. Но для этого надо было захотеть, а он больше ничего не хотел.
Мокки, привыкший щадить гордость чопендоза, поначалу не делал ничего, чтобы помочь ему. Но потом все же осторожно спросил:
– Можно я помогу тебе слезть?
– Можно, – не отверг его предложения Уроз.