Всё было совсем не так
Шрифт:
— Я очень этому рад, отото, — сдержанно сказал Итачи. Хотя я прекрасно видел, что он счастлив.
Может быть, старшему Учиха тоже что–нибудь риннеганом подправить? Тогда он не будет ходить такой ледяной глыбой. Я улыбнулся своим мыслям, представив особо радостного Итачи, или Итачи, который проклинает весь мир, или Итачи, который с благоговением ест сладости и закатывает глаза от удовольствия.
Нееее… Это, как–то слишком.
— Ура! — подскочил я к Саске, привлекая к этому делу и Итачи, которому я просто уверен, тоже хотелось так сделать. — Я так рад!
Саске обнял нас двоих.
— Я очень счастлив!
Часть 4. Глава 20. Исполнение мечты
— Саске, пожалуйста, выйди из шкафа, — спокойный голос Итачи всё равно не мог привести в норму абсурдность ситуации.
Саске сидел в шкафу уже второй день. И уже неделю боялся. Непонятно кого и непонятно чего. Говорил, что, кто–то за ним смотрит. Сначала мы списали это на то, что у него возобновилась та эмоциональная буря. Хотя, с середины позапрошлой недели всё было спокойно. Мы жили в своё удовольствие. Саске ходил проверять свою стройку приюта. Даже возвёл по деревне пару памятников и разбил аллеи, а спустя четыре дня, после «счастливого вечера» вдруг стал нервничать и оглядываться. Кругом, по особняку и кварталу Учиха сновали сотни его мини–копий, которые пытались найти непонятного шпиона. Мы с Итачи забеспокоились и тоже всё проверили. Я полдня просидел в режиме сэннина, пытаясь отследить чужую чакру или даже недоброжелательные намерения. Но нет, всё было спокойно. Июньская Коноха была сонной и размеренной. Народ снедала жара. И основные мысли людей, как простых, так и шиноби, бродили около дождя и ветерка.
И в отличие от прошлых раз «эмоциональной бури» беспокойство и паника Саске никуда не пропала ни на следующий день, ни на следующий, лишь усилилась. А это было уже очень плохо. Хаширама, который пришёл проведать «своего пациента» диагностировал прогрессирующую паранойю. Но ведь ничто не предвещало! Да и к тому же, самое странное, что Ева чувствовала то же самое, что и Саске. Она дёргалась и оглядывалась и всю последнюю неделю, как началась эта «слежка», предпочитала почти всё время сидеть вместе с Курамой в моём внутреннем мире.
— Ты же знаешь, мы сможем защитить тебя от любых недоброжелателей, Саске, — поддержал я старшего Учиха. — Там Мито–сан, кстати, стейк приготовила для тебя, как ты любишь, недожаренный. И помидоры нарезала. Круглешочками. А Итачи за сладостями ходил, в тот магазинчик у дедушки Комо, где мы праздновали выпуск из Академии. Много всего вкусного принёс. Вылезай, Саске, — как маленького уговаривал я лучшего друга. — Там к тому же душно, наверное?
— Да, тут не очень–то комфортно, — глухо из шкафа согласился Саске.
— Ну, вот видишь, выходи, отото, — позвал Итачи.
— Нет, я ещё посижу, — вздохнул Саске.
— Ну, хочешь, я сделаю клонов под твоим хенге, и они разойдутся в разные стороны, чтобы запутать «преследователя»? — предложил я.
— Да. Хочу, — после нескольких секунд задумчивого молчания сказал Саске.
Я послушно сделал пятьдесят клонов выглядевших, как младший
— Идите, вы знаете, что делать, — распорядился я. Клоны голосом Саске хмыкнули и, с присущей Учиха достоинством, не толкаясь, вышли из комнаты.
Дверь шкафа протяжно скрипнула, и на нас с Итачи снизу вверх посмотрело два чёрных глаза.
— Они ушли? — тихо спросил Саске, отводя глаза и покусывая нижнюю губу.
— Ага, я пятьдесят клонов сделал, думаю, они отвлекут этих шпионов, ты, по крайней мере, поесть нормально сможешь, — помогая другу выбраться из шкафа, сказал я.
Саске замер, прислушиваясь к своим ощущениям.
— Спасибо, Наруто, мне так неловко… Чёрт! Ничего не могу с собой поделать! — воскликнул Саске. Итачи сочувствующе положил свою руку ему на плечо.
— Ты справишься, Саске.
— Да, пойдём, поедим, — преувеличенно жизнерадостно сказал я.
Мы сели за стол, Мито–сан хлопотала вокруг нас, накладывая еду. Из–за жары чай мы пошли пить на веранду. Я поставил чаши на поднос, Итачи захватил сладости.
Саске вроде бы немного расслабился или клоны действительно кого–то отвлекли. Он протянул руку к своей чаше, из которой пил, сколько я его помню, и она прямо на глазах растрескалась и лопнула.
Горячая жидкость разлилась на подносе. Саске не мигая смотрел на осколки чашки.
— Плохой знак, — прошептал он.
— Да ладно тебе, Саске, — деланно засмеялся я, хотя самого прошиб озноб. — Она просто была старая…
— Этой чаше раку* было около двух сотен лет, — заметил Итачи, — она сделана специально для горячего чая…
Но, посмотрев на ошарашенного Саске, он тут же добавил.
— Но, наверное, она, действительно, просто уже состарилась.
— Её срок вышел… — тихо пробормотал Саске, поёжившись и снова начав оглядываться.
Нервозность Саске передалась и нам с Итачи. К тому же стало происходить что–то вообще из ряда вон. Возле моего друга словно начало приходило в негодность. Разбивалась и раскалывалась посуда, истлевали вещи, его относительно новую кровать, купленную после нападения Пейна, сожрали термиты, так, что когда Саске лёг, она просто развалилась с подломленными ножками. В саду, возле того места, где он обычно медитировал, высохло дерево. В комнату Саске залетела толпа белых бабочек** и размазалась тонким слоем по стене.
Он совсем перестал есть и спать, стал угрюмым и старался избегать нас с Итачи, отчего–то свято веруя, что с нами тоже случится что–то плохое рядом с ним.
Даже Ева с того момента, как раскололась чаша Саске, перестала заходить в мой внутренний мир, предпочитая прятаться у «папочки».
Саске купил железную кровать и переехал на чердак. Через три дня после этого, ночью из его новой комнаты раздался страшный грохот. Я подскочил и поспешил на помощь, прикидывая, что может вообще сломаться и так загреметь в пустой комнате с одной железной кроватью.