Все, чего они хотели

Райз Тиффани

бедных. Благородный рабочий класс, превосходивший тех, кто родился с серебряной

ложкой во рту. Гриффин был самым богатым ребенком в школе. Богом. Неважно, как

сильно он лажал, напивался или накачивался наркотиками... Он не мог поступить

неправильно. Даже учителя все спускали ему с рук. Не хотели злить очень важного

отца Гриффина.

Теперь Микаэль понимал.

– Гриффин не винит вас в его проблемах. Или отца. Он никого не винит, кроме

себя,

миссис Фиске.

Она улыбнулась: - Можешь называть меня Алексис. От Миссис Фиске я

чувствую себя старой.

– Алексис, - повторил Микаэль и кивнул.
– Гриффин называет меня Миком, но

остальные обращаются ко мне Микаэль. Кроме Норы.

– И как же называет тебя печально известная Нора Сатерлин?

– Ангел. Понятия не имею почему.

Алексис улыбнулась: – Думаю, я знаю почему.
– Она указала на цветной рисунок

снеговика, висящий на ветке.
– Гриффин и его сделал. Думаю, в садике. Столько

малышей в семье, у нас заканчивается елка. Но я не могу выкинуть поделки своих

детей.

– Моя мама тоже хранит мое старье.

– Вы с мамой хорошо ладите?

– Да. Сейчас намного лучше, благодаря Гриффину. Он и мама типа близки. И это

забавно.

– Ей правда нравится мойГриффин?

– А кому не нравится Гриффин?
– спросил Микаэль. Она рассмеялась.

– Несколько лет назад его маме он не нравился. Его мама жила в кошмаре, где ее

сын постоянно обещал прекратить принимать наркотики и который нарушал обещание

пару сотен раз.

Если бы сердце могло сжиматься от боли, то сердце Микаэля сжалось при

упоминании о Гриффине на наркотиках. Они не говорила о его прошлых проблемах с

наркотиками лишь потому, что Гриффин хотел быть сосредоточенным на настоящем,

а не на прошлом. Но иногда с языка Гриффина кое-что соскальзывало, история,

признание, то время, когда он пропустил похороны его любимой тети, потому что

слишком обдолбался накануне.

– Сейчас он чист, клянусь.

– Я никогда не устану слышать это. Могу я рассказать тебе историю? Маленькую.

– Расскажите мне все, что хотите, миссис... то есть, Алексис.

16

Всё, чего они хотели.Тиффани Райз.

– Как я и сказала, мне было четырнадцать, когда я попала на обложку

французского Вога. Я потеряла свою девственность с фотографом. Не говори этого

моему сыну. Он думает, что я девственница.

Микаэль усмехнулся: - Хорошо. Не расскажу.

– Говорю тебе об этом лишь по одной причине. Этот фотограф использовал меня

и

бросил. И на следующей неделе он спал с новой девочкой. Тогда я поняла, что люди

в этом бизнесе холодные и жестокие, а я должна быть сильной, если не хотела, чтобы

меня уничтожили. Я очень быстро повзрослела в модельном бизнесе. К тому времени,

как я встретила отца Гриффина, тогда мне было девятнадцать, я чувствовала себя на

девяносто. Думаю, большое влечение ко мне, помогло Джону вытащить меня из

бизнеса.

– Я не осуждаю вас. Похоже, это было очень тяжело.

– Я работала с тринадцати до девятнадцати. Замужество и рождение ребенка

было отпуском по сравнению с тем, что я прошла за те годы. Насколько это безумно?

Это чистое безумие. Ты можешь сказать, что это безумие.

– Это определенно безумие.

– Я просто...
– Алексис подняла руку.
– Я ненавижу мысль о том, что кто-то

слишком быстро расстается с детством. Мой сын бывший наркоман и ему через две

недели исполнится тридцать. А твоя жизнь лишь только начинается. Первокурсник

колледжа? Микаэль, ты ребенок. Ты просто ребенок. И ты должен наслаждаться

юностью. Она совсем скоро пройдет.

Микаэль глубоко вдохнул. Он позволил ее словам проникнуть в него. В былые

времена, до Норы, Микаэль бы кивнул и ушел. Но не сейчас. Он провел целое лето с

женщиной, не способной на генетическом уровне закрыть рот и уйти. Он перенял от

нее несколько трюков. Поэтому вместо того, чтобы заткнуться и уйти, он подвернул

рукава рубашки.

– Микаэль?

– Вот, - сказал он.
– Потрогайте.

Он протянул руку, ладонями вверх, и обнажил запястья.

– Милые татуировки, - сказала она.
– Крылья ангела?

– Да. Прикоснитесь. Я знаю, что это странно, но доверьтесь мне.

Она прижала кончики пальцев к крыльям. Ее глаза округлились от удивления.

– Что ...

– Шрамы, - ответил Микаэль.
– После того, как я рассек свои запястья в

четырнадцать. Я почти умер. Мой священник спас меня.

– Шрамы...
– Она взяла руки Микаэляв свои.
– Почему?

Микаэль пожал плечами: - Мой отец ненавидел меня. Ненавидит. Он хотел сына

как он сам, а получил меня. До вчерашнего вечера у меня были волосы ниже плеч.

Папа любил называть меня "принцессой" или своей "другой дочкой".

– Зачем ты обрезал волосы?

– Чтобы выглядеть старше, чтобы никто не упрекал Гриффина за свидания со

мной.

– Ты должен простить меня. Я слишком хорошо натренирована. Мне было