Все, что блестит
Шрифт:
У меня перехватило горло, я чувствовала, что задыхаюсь, ошеломленная происходящим кошмаром.
– Положи ее здесь на диван, – приказал он. – Поплачет и уснет, как все дети. Давай.
Я взглянула на диван и на дверь, но, несмотря на тупость, у него хватило ума предугадать мои намерения, и он отошел, чтобы загородить мне дорогу. Нехотя я отнесла Перл и положила ее на диван. Она кричала не переставая.
Бастер схватил меня за кисть и потянул к себе. Я пыталась сопротивляться, но это было все равно что сдержать прилив. Он обхватил меня своими огромными ручищами, придавив к своему животу и груди, а затем схватил сильными пальцами за подбородок и заставил поднять лицо, чтобы прижать свои толстые губы к моему рту. Я вся сжалась от их мокрого прикосновения, затаив дыхание, отчаянно пытаясь удержаться на грани сознания. Иначе он сорвет с меня одежду и сделает со мной все, что захочет.
Его правая рука поползла вниз по моей спине, пока он не схватил меня за ягодицы и приподнял, покачивая, как будто я весила не больше Перл.
– Ух ты. Неплохой товарец. Твой дед Джек был прав.
– Пожалуйста, – умоляла я, – здесь ребенок. Пожалуйста…
– Конечно, детка. Я сам хочу хорошую постельку для нас. Давай-ка проводи меня наверх.
Он грубо повернул меня и подтолкнул к кухне и лестнице. Я обернулась посмотреть на Перл. Она громко плакала, дрожа всем телом.
– Давай, – приказал Бастер.
Я шагнула вперед, мучительно ища средство для спасения. Мой взгляд упал на суп, который все еще стоял на плите и кипел.
– Подожди, – сказала я. – Мне надо выключить.
– Хорошо, кейджунская женщина, – сказал Бастер, – всегда думает о еде. Потом, может, попробую твой гамбо, так уж и быть. После любви я обычно голоден, как медведь.
Он стоял за моей спиной. Я знала, что у меня всего лишь несколько секунд и если я ими не воспользуюсь, то буду обречена подняться по этим ступеням. Как только мы окажемся наверху, ловушка захлопнется, я буду в полной его власти. Я не могу даже броситься из окна, потому что тогда он останется с Перл. Я прикрыла глаза, помолилась и крепко сжала ручку кастрюльки. Потом стремительно повернулась и выплеснула кипящий суп Бастеру в лицо.
Он взвыл. Я бросилась прочь из кухни, схватила Перл, выскочила из хибары, пронеслась по галерее и скатилась по ступенькам вниз. Я бежала в ночь не оглядываясь. Вслед мне летели его вопли и проклятия, я слышала, как он бушует внутри, опрокидывая стулья, как бьет посуду и окна в бессильной злобе. Из последних сил я устремилась в темноту ночи.
Перл была так поражена моими действиями, что перестала плакать. Мы обе дрожали от страха. Я боялась, что Бастер погонится за нами, но он не сделал этого, и я испугалась, что он поедет следом в своей машине, поэтому держалась обочины, готовая нырнуть в кусты и спрятаться, как только замечу свет от фар.
Не знаю, как мне удалось не споткнуться и не упасть вместе с Перл на руках, но мне повезло: сквозь облака проглядывала луна, и в слабом лунном свете можно было разглядеть дорогу перед собой. К счастью, я так и не увидела приближающейся машины, добралась до дома миссис Тибоди и заколотила в дверь.
– Руби! – воскликнула она, увидев меня и Перл. – Что случилось?
– О, миссис Тибоди, пожалуйста, помогите нам. Бастер Трахо только что пытался изнасиловать меня в моем доме.
Она отступила и быстро впустила нас, заперев за собой дверь.
– Посидите здесь, в гостиной, – сказала она. Ее лицо было белым от шока. – Я принесу вам воды, а потом позвоню в полицию. Слава Богу, я установила в прошлом году телефон.
Она принесла из кухни стакан воды и взяла на руки Перл. Я проглотила холодную жидкость и села, закрыв глаза, а сердце у меня колотилось так сильно, что я подумала, миссис Тибоди видно, как вздымается и опускается под блузкой моя грудь.
– Бедная детка, бедный ребенок. О Боже, Боже… Бастер Трахо, говоришь. Боже мой, Боже мой.
Перл уже не плакала, только всхлипывала время от времени, а потом закрыла глазки и заснула. Я взяла ее на руки, пока миссис Тибоди ходила на кухню, чтобы позвонить в полицию. Вскоре прибыла патрульная машина, и, когда вошли двое полицейских, я рассказала им, что со мной произошло.
– У нас уже были неприятности с этим негодяем, – сказал один из офицеров. – Оставайтесь здесь, пока мы не вернемся.
Я и не собиралась трогаться с места. Через час они вернулись и сказали, что застали его все еще в моей хибаре. Он учинил разгром, потом достал из машины бутылку виски и пил в ожидании моего возвращения. Им пришлось вызвать еще пару полицейских, чтобы угомонить Бастера.
– Посадили его в клетку, где ему и место, – сказал мне полицейский. – Но вам придется прийти в полицейский участок и изложить свою жалобу. Вы можете сделать это сейчас или утром.
– Она измучена, – сказала миссис Тибоди.
– Хорошо, утром, – ответил полицейский. – Вы ведь все равно еще, наверное, не хотите вернуться домой, – добавил он, глядя на миссис Тибоди. – Там придется потрудиться.
– О, миссис Тибоди, – всхлипнула я. – Он разрушил единственный дом, который у меня есть.
– Ну, ну, детка. Мы все поможем тебе все наладить. Не горюй из-за этого. Давай поспи немного, чтобы утром быть крепкой и веселой для Перл.
Я кивнула. Она принесла мне одеяло, и я заснула на софе, обнимая Перл. Я не думала, что усну, но, как только закрыла глаза, мной овладело изнеможение, и я очнулась, только почувствовав на улице лучи утреннего солнца. Перл вздохнула, когда я пошевелилась. Ее крохотные веки открылись, и она уставилась на мое лицо.
Сознание, что она в безопасности, рядом со мной, вызвало у нее улыбку. Я поцеловала ее и поблагодарила Бога за то, что нам удалось спастись.
После завтрака, который нам приготовила миссис Тибоди, я оставила у нее Перл и пошла в полицейский участок. Они были очень любезны со мной, сразу же усадили и постарались, чтобы я чувствовала себя уютно. Секретарша принесла мне кофе.
– Вам не надо беспокоиться о доказательствах, – сказал мне полицейский, сидевший за столом. – Бастер не отрицает того, что натворил. Все жалуется, что не оправдал своих денег. Что это значит?
Мне пришлось рассказать, что сделал мой дед Джек. Было очень стыдно, но выхода не было. Все полицейские, слушавшие эту историю, кивали с сочувствием и негодованием. Некоторые из них еще помнили деда Джека.