Все, что блестит
Шрифт:
— С любой женщиной, — горько сказала она, вспоминая Диану.
— Нет! — отчаянно запротестовал он. — Не думай о ней, она значит для меня меньше, чем ничего. Я был глуп… прости, дорогая. Я хотел разрядиться с нею, снять напряжение, которое ты вызываешь во мне и не даёшь удовлетворения, а вместо этого я обнаружил, что она оставляет меня холодным.
— Правда? — язвительно спросила Джессика, впиваясь в него взглядом. — Ты не показался мне таким холодным.
Он отбросил мокрый от слёз платок и схватил её подбородок одной рукой.
— Ты думаешь, нет? Я действовал так, как если бы был охвачен
— Да! Ты называл её… Нет, — запутавшись, перебила она сама себя. — Ты сказал, что она прекрасна, но ты не…
— Я не называл её любимой — так, как я называю тебя, верно? Один поцелуй, Джессика! Один поцелуй, и я понял, что она не в состоянии даже пытаться затушить тот пожар, который ты во мне зажгла. Ты меня не простишь за тот единственный поцелуй?
— А ты простил бы мне? — выдохнула она, пытаясь отвернуться, но он крепко держал её. Против собственной воли она смягчалась, помимо воли позволяя ему убеждать себя. Ей так было уютно под тяжестью его прижимающегося к ней тела, в кольце его надежных рук, что она почувствовала готовность простить ему любой проступок, при условии что у неё по-прежнему будет возможность прикасаться к нему.
— Я бы вырвал тебя из рук любого, кто оказался бы достаточно глуп, чтобы прикоснуться к тебе, — мрачно заверил он её, — и свернул бы ему челюсть. Не думаю, что сумел бы справиться с собой, если бы увидел, что кто-то целует тебя, Джессика. Но я никогда не убегал бы от тебя, я забрал бы тебя с собой.
Она вздрогнула и прикрыла глаза, вспоминая те ужасные мгновения, когда она застала их в объятиях друг друга.
— Я тоже не могу сдержаться, Николас, — призналась она хрипло. — Я не могу вынести, видя, как ты любезничаешь с другой женщиной. Это разрывает меня на части.
— Джессика!
Это было её первое признание в том, что она к нему неравнодушна, хотя бы немного. Несмотря на их сближение, произошедшее за последние недели, она всё ещё отказывалась говорить ему о своём влечении к нему. Теперь она больше не могла этого скрывать.
— Джессика! Посмотри на меня! Посмотри на меня!
Он неистово встряхнул её, и её глаза распахнулись, уставившись в его — пылающие и торжествующие.
— Скажи мне, — настойчиво потребовал он, всё ниже склоняясь к ней, приближая свой рот к её. Его рука легла на её грудь, почувствовав предательское усиленное сердцебиение, и задержалась, чтобы с нежностью погладить мягкие женственные изгибы.
— Скажи мне, — прошептал он и легко коснулся её губ своими губами.
Она положила руки ему на плечи и крепко прильнула к нему, к его силе, поскольку её собственная была смыта половодьем чувств.
— Я люблю тебя, — хрипло простонала она. — Я пыталась не… ты так… высокомерен. Но я не смогла справиться с собой.
Николас прижал её к себе так сильно, что она вскрикнула, и он сразу же ослабил хватку.
— Моя, — пробормотал он, осыпая горячими поцелуями её лицо. — Ты моя, я никогда не отпущу тебя. Я обожаю тебя, милая. За эти недели я стал полубезумен от отчаянья, желая тебя, но боясь отпугнуть. Больше тебе не будет пощады, ты станешь моей женщиной сейчас же!
И
— Давай уедем сейчас, — произнёс он прерывистым голосом. — Я так тебя хочу!
Джессика вздрогнула от неприкрытого желания, прозвучавшего в его голосе, радостного, но также и пугающего. Пришло время, когда он больше не позволит ей избегать его, и хотя на душе у неё всё пело от его признания в любви, она по-прежнему опасалась этого человека и той власти, которую он приобрёл над нею.
Николас почувствовал её нерешительность и притянул к себе собственническим жестом.
— Не бойся, — пробормотал он ей в волосы. — Забудь то, что случилось с тобой, я никогда не сделаю что-то, что причинит тебе боль. Ты говорила, что не боишься меня, но я видел, что это не так. Вот почему эти недели я терпел адские муки в ожидании, что ты одолеешь свой страх. Доверься мне, милая. Я возьму все заботы на себя.
Она уткнулась лицом в его плечо. Настало время рассказать ему, что она никогда раньше не занималась любовью, но только она набралась достаточно храбрости, чтобы поднять голову и открыть рот, он опередил её, нежно прикоснувшись пальцами к её припухшим губам.
— Нет, ничего не говори, — прошептал он. — Просто пойдём со мной, позволь мне позаботиться о тебе.
Её волосы мягкой массой рассыпались по плечам, и она подняла руки, чтобы привести их в порядок.
— Не волнуйся, — сказал Николас, ловя её руку. — Ты выглядишь восхитительно. Чтобы никто нас не заметил, мы выйдем с чёрного хода. Подожди здесь, а я принесу извинения нашему хозяину, я быстро.
Оставшись одна, ошеломлённая, Джессика села и попробовала собрать свои рассеянные мысли. Николас любил её, он признался в этом. Любовь — это когда “обожают”, не так ли? Конечно, она любила его, но также была смущена и неуверенна. Она всегда думала, что взаимное объяснение в любви ведёт к сладким планам о будущем, но вместо этого Николас, похоже, строил планы только о том, чтобы заполучить её в постель. Она пыталась уговорить себя, что он был чрезвычайно одержим плотским желанием, но позже захочет поговорить о свадьбе. Это было то, о чём она всегда втайне мечтала, — идти к алтарю в белом платье, служащим символом чистоты. Какой-то момент она обыгрывала мысль сказать Николасу, что ей не хочется уезжать, но потом покачала головой. Быть может, ей ст?ит доказать свою любовь, доверившись ему, как он и просил, и воздать ему полной мерой своей любви.
Теперь уже слишком поздно беспокоиться, потому что Николас вернулся, и она погрузилась в собственнический жар его тёмных глаз. Её нервозность исчезла благодаря непроизвольной реакции на его близость, и она доверчиво опёрлась на него, когда он вывел её из дома чёрным ходом к своему автомобилю, припаркованному на тихой улице.
Ночной Лондон был весь в золотых огнях, сверкая подобно короне на берегах Темзы, и он никогда не казался ей таким золотым, как нынче вечером, когда она спокойно сидела рядом с Николасом, проезжая через город. Она смотрела на знакомые места, будто никогда не видела их прежде, захваченная несказанным очарованием мира, который она делила с любимым.