Все, что мы помним

Нэш Брюс

Я говорю ему, чтобы он не беспокоился: мы просто попросим девушку из Лаоса принести нам чашку чая и печенье.

– Моя приятельница тоже может присоединиться к нам, – добавляю я. – Мы могли бы сыграть в скрэббл [3] .

Сама не знаю, зачем я это говорю. Моя приятельница никогда не заходит ко мне в комнату, а я никогда ее не приглашаю. Но вид у моего сына заинтересованный, когда я упоминаю о ней, и я знаю, что ему нравится, когда у меня есть эти, как их… социальные контакты.

3

Скрэббл –

настольная игра, больше известная у нас как «Эрудит». Задача игроков, располагающих равным количеством фишек с буквами, заключается в том, чтобы составлять из них взаимопересекающиеся слова, как в кроссворде, стараясь занять клетки игровой доски с наибольшим количеством очков. И, чтобы потом не делать еще одну сноску: все буквенные фишки в этой игре – одного цвета.

– Знаешь, она жульничает, – добавляю я.

На обед в столовой фрикадельки, а значит, день сегодня особенный. Я не спрашиваю. Может, Кубок Мельбурна [4] , хотя ни на ком нет шляп. Вообще ни на ком нет шляп. Или опять окончание войны, или Рождество. Сердитая Медсестра сейчас на кухне – проверяет, достаточно ли серыми стали фрикадельки. Пока те пекутся, распекает за что-то девушку из Швеции. Обеспечивает порядок, печется за него.

4

Кубок Мельбурна – знаменитые скачки на ипподроме Флемингтон-парк в одном из пригородов Мельбурна, самый престижный двухмильный гандикап в мире и центральное событие красочного весеннего праздника в австралийском штате Виктория. А еще это карнавал, в ходе которого проводится конкурс на самый оригинальный головной убор – как среди женщин, так и среди мужчин.

Я прислоняю ходунок к стене, под большой картиной с улыбающимися акулами, и сажусь на свое обычное место. Акулы плавают в бассейне, балансируя яркими пляжными мячами на своих… как там это у них называется… Рылах? Мордах?

Малый, который здесь не живет, – на соседнем с моим стуле, как обычно. Я здороваюсь с ним и, как обычно, спрашиваю у него, где его комната – на этом этаже, или этажом ниже, или этажом выше, как моя.

Вид у него малость шероховатый… ошарашенный.

– О, – восклицает он, – я здесь не живу!

– О, правда? – отзываюсь я. – В самом деле?

– Я здесь просто в гостях, – говорит он.

– Ну конечно же в гостях, – отвечаю я, после чего жду.

Он обводит взглядом всех, кто сидит на своих местах за обеденными столами, смотрит на ходунки и инвалидные кресла, выстроившиеся вдоль стены. На улыбающихся акул.

– У меня очень красивый дом, – говорит он. – С белым забором и гаражом на две машины.

Мы едим наши фрикадельки. Малый, который здесь не живет, явно хочет мне что-то сказать. Но я его обидела. Он всегда обижается, когда забываешь, что он здесь не живет.

Однако вскоре не выдерживает.

– Вы слышали? – спрашивает он у меня. Он всегда все знает. Для человека, который здесь не живет, он много чего знает об этом месте.

Отвечаю ему не сразу. Смотрю на остальных, сидящих вокруг нас в столовой. Непохоже, чтобы кто-то из них так уж много чего знал. Об этом месте или о чем-то еще. Но мне нужно быть любезной. Судя по тому, как они всматриваются в свои тарелки, им явно очень хочется как можно больше разузнать хотя бы о своих фрикадельках.

– Что слышала? – говорю я.

– Новости.

– Иногда. Уже не так часто. Мне не нравятся все эти улыбки.

– Да нет же… Вы слышали, что тут произошло? Здесь, в этом месте?

– Была доставка. Что-то привезли, – говорю я ему. Он не единственный, кто знает об этом.

– Кто-то умер, – говорит он.

А затем все мне выкладывает. Кто-то выпал из окна. Одной из комнат на верхнем этаже. Свалился прямо на парковку – и насмерть. Знает он не так уж много, но то, что он знает, наполняет его большой гордостью. Шепчет он так громко, что, наверное, слышно всем остальным. Глаза у него горят. И, как мне кажется, даже дрожат руки.

– Вы, наверное, очень рады, – говорю я.

Вид у него опять изумленный – и опять обиженный. То, что я сейчас сказала, – это явно не то, что можно было бы счесть, как это… применимым. Приемлемым.

Я иду в комнату своей приятельницы. Дверь открыта, я заглядываю внутрь, но моей приятельницы там нет…

– Здравствуйте, милочка, – говорит она.

Я говорю ей то же самое. Мы с ней частенько так поступаем, даже когда помним, как кого зовут. Я поступаю так и со своей дочерью и сыном – «милочка», «золотко», «зайчик» и так далее.

Она полусидит в кровати, лицом к окну. Это окно отличается от моего. Мое лучше. Ее окно выходит на парковку, а из моего, конечно, видны деревья. А еще в комнате есть единственный стул – такой же, как и в моей комнате. Он стоит прямо возле кровати. Я сажусь на него, ставлю рядом свой ходунок.

– Скрэббл? – как всегда, предлагает моя приятельница.

Иногда я пропускаю ее слова мимо ушей, но только не сегодня.

– Почему бы и нет? – отвечаю я.

– В самом деле, почему бы и нет? – говорит она, пытаясь нашарить коробку с игрой на этом, как его там – таком же, как у меня, – и, как всегда, смахивает на пол чью-то фотографию.

– Твою ж мать! – восклицает моя приятельница.

Говорю ей, чтобы не беспокоилась. Девушка из Малайзии потом ее подберет, когда придет раздавать лекарства. Наконец моя приятельница раскладывает доску для игры в скрэббл на кровати между нами. Кстати, до сих не пойму, почему эта квадратная штуковина называется «доска», тем более что она пластмассовая.

– Какими желаете играть? – спрашивает она.

– Черными, – отвечаю я ей.

– Я, пожалуй, тоже буду черными, – говорит она и вручает мне горсть этих, как их, с нарисованными на них буквами.

Мы с приятельницей некоторое время играем в скрэббл. У нас это не особо получается, но нам все равно. У нее свои части доски, а у меня свои. Мы не опираемся на слова друг друга, никогда не используем буквы друг друга, но всегда готовы друг друга похвалить.

– Что это за слово? – может спросить она.

– Збтосмти, – отвечаю я ей.

– Просто поразительно! – говорит она.

Если кому-то из нас не нравится какое-то слово, мы хватаем буквы в горсть и швыряем их на пол, чтобы потом их подобрала девушка из Перу.