Все, что мы помним

Нэш Брюс

Иногда, когда он спрашивает у меня, чем я сегодня занималась, я отвечаю, что смотрела в окно. Говорю ему, что, надеюсь, у него нет возражений, поскольку в ежедневнике про это ничего не написано.

Но когда я смотрю в свое окно – когда вижу деревья, которые далеко, и листья, которые близко, – то там всегда есть и что-то еще. Интересно, а как насчет окна моей приятельницы? Когда она смотрит в свое окно, за которым парковка, то там тоже есть что-то еще? Там тоже еще что-то есть? В моем окне определенно что-то есть. Или я просто невыносима?

Моей приятельницы опять нет в ее комнате. Опять моей приятельницы нет в ее комнате. Там есть кто-то другой. Мужчина. На кровати моей приятельницы лежит какой-то мужчина и смотрит телевизор. Во всяком случае, смотрит на него. Лежит он на спине, с открытым ртом. Я подозреваю, что надолго он там не задержится. Мужчины редко задерживаются в этом месте. За исключением того малого, который здесь не живет, естественно. Когда этот субъект, который сейчас лежит на кровати моей приятельницы, уйдет, то не исключено, что моя приятельница вернется сюда.

Решаю спросить об этом у Доктора, или кто он там такой на самом деле, для чего подхожу к его кабинету, который расположен по соседству с кабинетом Сердитой Медсестры. Дверь открыта. Он часто говорит, что дверь в его кабинет всегда открыта, что не соответствует действительности, но сегодня это так.

Доктор, или кто он там такой на самом деле, мнет большими пальцами свой смартфон, как это делают молодые люди. Я знаю, что такое смартфон – «умный телефон». Фелисити и Частити [6] просто не выпускают свои из рук, отчего у вас наверняка может сложиться впечатление, что они и вправду очень умные. В смысле Фелисити и Частити, а не их смартфоны – те умные уже по определению. Доктор, или кто он там такой на самом деле, очень молод. Я бы сказала, лет четырнадцати. Но такого же не может быть, так ведь? Он сейчас не в школе, как Фелисити и Частити. Он здесь, и он врач, или кто он там такой на самом деле. Если, конечно, только у него сейчас не эта, как ее… производственная практика. Как у Фелисити. Или у Частити. Хотя, по-моему, все-таки вряд ли.

6

Как вы, наверное, заметили, Чарити успела превратиться в Частити. Вполне объяснимо, особенно если учесть, что имена у внучек Розы «говорящие» – вполне в духе их матери, несущей тяжкий крест самопожертвования. Чарити (Charity) – это «благотворительница» в примерном переводе, Частити (Chastity) – «добродетельница», а Фелисити (Felicity) – «благословенная». Легко перепутать даже без созвучия, опираясь просто на смысл.

Увидев, что я стою в дверях его кабинета, он улыбается мне так, словно готов съесть меня целиком. Он очень красивый. Он хочет понравиться вам. И ведет себя так, будто вы ему тоже нравитесь.

– Роза! – произносит он так, как будто жутко рад меня видеть и еще больше рад тому, что меня зовут Роза. Некоторые люди обращаются к вам по имени, как будто это ответ на какой-то невероятно сложный вопрос, и они ответили правильно, и выиграли конкурс, и уже прикидывают, на что потратят денежный приз.

– Люди выпадают из окон, – говорю я ему.

Он улыбается мне так, как будто безумно любит меня и как будто я очень-очень тупая.

– И на кровати моей приятельницы лежит какой-то мужчина.

Вижу, что он подумывает отшутиться. Иногда он так и делает. Может сказать, к примеру, что ты просто потрясающе выглядишь, особенно если ты приоделась по случаю Кубка Мельбурна или автобусной экскурсии, и заметить, что парням с твоего этажа лучше держать ухо востро. Сделает при этом большие глаза, изобразит дурацкую ухмылку и чуть ли не пихнет тебя локтем, давая понять, что тебе следует рассмеяться или хотя бы понять, какой он шутник. Только вот ты же видишь: он даже не думает, что это смешно – он просто думает, что тебе будет смешно. Это часть его, как там это называется… этикетки? Ах да – этикета. Врачебного этикета. Подхода к пациенту, чему их вроде как специально учат. Другая часть этого его врачебного подхода – это когда он говорит с тобой словно прямо по какому-нибудь учебнику-руководству, которое он изучил, чтобы стать врачом или кем там еще на самом деле. Когда он это делает, то использует такие слова, как «персонифицированный подход», «индивидуальные потребности», «слаженная команда», «обратная связь» и так далее.

Вот этим-то путем он и решает сейчас пойти. После того, как еще раз называет меня по имени.

– Роза… Вы же знаете, что слаженная команда нашего учреждения стремится к высочайшему уровню медицинского обслуживания, в основе которого лежит персонифицированный подход и самые передовые и хорошо апробированные методы. Все, что мы делаем, осуществляется в полном соответствии с нашей личностно-ориентированной моделью – целостной, всесторонней, комплексной. Мы очень ценим обратную связь с вашей стороны. Если есть что-то, что мы можем сделать, чтобы еще лучше удовлетворять ваши индивидуальные потребности – все что угодно… Такова наша миссия.

И улыбается так, словно я – самое прекрасное создание, которое он когда-либо встречал.

Но я-то знаю, что это не так.

Он очень хорош в своем деле. В чем бы оно ни заключалось.

Когда приходит мой сын, я делаю вид, будто читаю большой ежедневник. Это его радует.

– Здесь говорится, что ты сегодня придешь, – говорю я ему.

Это заставляет его обвести взглядом комнату, как он это обычно делает. Затем подходит к фотографиям и переставляет ту, что с дядечкой постарше, на передний план. Возится с этой штуковиной сзади – подставкой, чтобы рамка лежала так, как ему нравится. То есть стояла. Рамка довольно симпатичная. Он про это фото ничего не говорит – просто вертит его в руках и спрашивает меня про лекарства и нормально ли я питаюсь. Даю ему все обычные ответы.

Дядечка постарше на фотографии смотрит прямо на меня. А я смотрю на него. Он – это просто голова и плечи, и видно, что он без галстука. И он не улыбается, так что это не одно из тех фото, которые делают на смартфоны. Как Фелисити и Чарити, когда они выставляют перед собой свои смартфоны на расстояние вытянутой руки и ухмыляются им, а затем показывают тебе экран с фотографией, на которой они с ухмылкой на лице.

За спиной у этого дядечки постарше на фото ничего нет, в отличие от Фелисити и Чарити. У них там всегда либо гора, либо океан, либо толпа их друзей. А если не за спиной, так прямо перед ними – например, котенок или их ужин. Вокруг него что-то зеленое, вроде как листья, как будто он стоит где-то возле окна. Дядечка постарше не ухмыляется во всю ширь, даже не улыбается. Он просто смотрит на тебя. И кажется, что вот-вот рассмеется. Как будто только что выдал какую-нибудь шуточку и ждет, когда ты ее поймешь – а когда ты поймешь, он и рассмеется. Может, ты тоже рассмеешься, или же шуточка окажется не такой уж и смешной. Трудно сказать.

И у него что-то такое с шеей.

Мой сын явно хочет, чтобы я что-нибудь сказала про этого дядечку постарше. Я ничего не говорю. Мой сын старается проявлять терпение. Он хороший сын. Но ничего не может с собой поделать.

– О чем задумалась, мам? – спрашивает он у меня.

Задумываюсь о смехотворности этого вопроса. Просто нет слов, до чего он смехотворен. Он что, серьезно? Как будто я ему сказала бы – даже если б и знала, о чем задумалась…

– Да вот думаю, не сыграть ли мне в скрэббл со своей приятельницей, – говорю я ему. И наблюдаю за его реакцией. Жду какого-то знака. Подсказки.

– Твоей приятельницей… – повторяет он. А затем обводит взглядом комнату.

Я продолжаю наблюдать за ним.

И опять он ничего не может с собой поделать.

– Мам, я тут пообщался со старшим менеджером по уходу… Он беспокоится за тебя.

– Страшным Менеджером по Исходу?

– Нет, мам.

– Ну что ж, тогда всё в порядке.

– Нет, всё далеко не… Ладно, забудь, мам.

И я сразу же забываю. Это у меня запросто.

Славный парнишка, который моет полы, моет пол. Я нахожу его на следующем этаже, в конце коридора, в углу, возле большой двустворчатой двери, на которой написано «ПРОХОД НЕ ЗАГОРАЖИВАТЬ». Хотя не похоже, чтобы этот славный парнишка когда-нибудь стал загораживать кому-то проход.