Все, что она хочет
Шрифт:
После десерта Марк перешел к делу.
– Я бы не посмел тревожить вас по мелочам, профессор, - осторожно начал он.
– Речь идет о чудовищной судебной ошибке. У нас есть свидетельства, подтверждающие, что мисс Берекел не виновата ни в одной из смертей, в том числе младенца Ники. Именно его гибель вызывает сильнейшие эмоции, желание во что бы то ни стало найти виновного и наказать. Потому требуется специалист экстра-класса с непререкаемым авторитетом, который подтвердит, что Ники погиб от естественных причин. Трудно найти доктора, лучше вас разбирающегося в болезнях грудничков.
– У вас с собой бумаги?
– спросил без лишних выяснений Перез.
– Да.
– Давайте.
Перез принял папку с документами и фотографиями, бегло просмотрел и, ничего конкретного не пообещав, сказал: если сочтет возможным помочь, свяжется с Марком.
Позвонил тем же вечером. Согласился не только написать официальное заключение в пользу подсудимой, но и пожелал прийти на заседание, чтобы подробно осветить вопрос. Этот шаг Марк оценил особенно, потому что стоил Перезу денег.
Никто не знал - как долго будет продолжаться суд. Конгресс неонатологов закончится во вторник, и доктору Перезу придется самому оплачивать пребывание в городе, ожидая, пока суд дойдет до последнего дела. Про себя Марк решил: если процесс закончится в пользу Люсии и ей присудят компенсацию, Перез получит возмещение затрат в первую очередь и в двойном размере. Деньги наверняка пойдут на благое дело - оснащение его больницы.
Колумбийского профессора Марк оставил напоследок, сделав умный тактический ход - как известно, именно последнее выступление запоминается лучше всего. Речь Переза не должна пройти незамеченной и заболтаться, как в случае с доктором Давгупта. Иначе все насмарку - судьба Люсии, труд адвокатской группы, его личная карьера, не говоря про потрепанные нервы и ощущение вины.
Когда выступил последний свидетель обвинения, Марк поднялся, прокашлялся, многозначительно посмотрел на присяжных. Ученые дебаты их утомили. Они выглядели вяло и частенько посматривали на часы, явно желая поскорее здесь закончить и разойтись по домам.
– Уважаемые господа присяжные заседатели, прошу внимания!
– начал он повышенным тоном, словно актер, призывающий взбодриться зрителей, задремавших к концу спектакля.
– Мой последний свидетель - известнейший детский хирург, один из авторитетнейших специалистов-неонатологов в мире, профессор из Колумбии Антонио Перез. Прошу секретаря позвать.
Профессор произвел впечатление на публику одним своим появлением. Это был колоритный латиноамериканец: густые, зачесанные назад, масляно-черные волосы без малейшего признака седины; лицо, начавшее оплывать, но не потерявшее привлекательной гармоничности; блестящие как черные оливки глаза, светившиеся молодым энтузиазмом.
Несуетливой походкой прошел Перез к указанному креслу и, устроившись, обвел присутствующих спокойным взглядом. Выступая, он проявил уважение к публике: не употреблял сложных медицинских терминов, отвечал на вопросы подробно, доходчиво, приводя примеры. Он обладал, казалось бы, несовместимыми качествами - держался с королевским достоинством и разговаривал в мягкой, убеждающей манере.
Таких людей называют харизматичными. Они излучают
Доказательства профессор все-таки привел - для самых неверующих. В частности он расширенно прокомментировал выводы доктора Давгупта и добавил от себя, что гибель младенца Ники никак нельзя отнести на действие чрезмерной дозы дигоксина. По трем причинам: низкое содержание препарата в печени и почках, быстрая смерть, сердце находилось в ненапряженном состоянии.
– К сожалению, малыш Ники Браун был обречен еще до рождения, да хранит его Мадонна на небесах, - проговорил в заключение Перез и перекрестился, подняв глаза к потолку. Вдобавок потер правый глаз и создалось впечатление, что он прослезился.
Блестящая речь, блестящая концовка. Сидевший с напряженной спиной Марк обмяк и тоже чуть не прослезился - его последний свидетель отлично сыграл на эмоциях присяжных, многие из которых случайно оказались из латино. Они были очарованы профессором и горды, что одной расы с великим человеком. Он пришел, чтобы поговорить с ними, помочь разобраться, и они его не подведут, не отмахнутся, не засомневаются. Они поверят и поддержат - следуя голосу крови, который сидит в инстинктах. С увлажнившимися глазами они кивали и неслышно аплодировали - только соприкасаясь ладонями.
Доктор с достоинством поклонился и удалился со сцены, то есть из зала. Марк проводил его благодарными глазами - классный специалист, тонкий психолог и отличный актер в хорошем смысле.
Антонио Перез оказался тем козырем, который переломил игру.
Марк с торжеством взглянул на Бринкхорста. Тот метнул молнии в ответ.
Присяжные удалились на совещание. Оно длилось всего три четверти часа, что явилось своего рода рекордом для таких сложных дел, как пересмотр вынесенного ранее приговора.
Судья Томич спросила:
– Решение принято?
Председатель группы присяжных - высокий афро, державший бумагу темными пальцами со светлыми ногтями, ответил:
– Принято единогласно. Вердикт: не виновна ни по одному пункту.
Зал ответил дружным вздохом, кое-кто зааплодировал. Поднялся шум.
Марк откинулся на спинку, закрылся ладонями и как-то отупел - от неверия, удивления, облегчения. Требовалось осознать, и осознание длилось не дольше секунды. Руки сами собой сжались в кулаки и вскинулись в победном жесте.
Коллеги поздравляли, хлопали по плечу, он отвечал такой широкой улыбкой, что сам себе казался глупцом.
Подошел Бринкхорст. Протянул руку.
– Я под впечатлением, - буркнул, не глядя Марку в глаза.
Судья постановил освободить заключенную немедленно. Конвоирши сняли оковы, похлопали Люсию по спине и удалились, оставив ее в полной растерянности.
Про главную героиню в суматохе как-то забыли, она робко улыбалась, оглядывая окружающих, будто искала подтверждения - да, справедливость, за которую пришлось заплатить тремя годами жизни и половиной здоровья, наконец, восторжествовала.