Все, что остается
Шрифт:
— Я не заслуживаю твоего сострадания, — плакала она.
— Тебе причинили боль более сильную, чем мне.
— Всем причинили боль. Тебе. Пэт Харви. Родителям, друзьям этих подростков. Если бы не эти дела, я бы все еще работала по криминальной тематике. По крайней мере, по своей специализации. Никто не должен обладать такой силой, чтобы причинять подобные разрушения.
Я поняла, что она больше не думала о Клиффорде Ринге. Она думала об убийце.
— Ты права, ни у кого не должно быть такой власти. И никто не получит
— Дебора и Фред не позволят. Джилл, Элизабет, Джим, Бонни — все они. — Она выглядела потерянной. — Они не хотели быть убитыми.
— Какой следующий шаг предпримет Клифф? — спросила я.
— Каким бы он ни был, я в нем не буду участвовать. Я сменила все замки.
— Ты опасаешься, что твои телефоны прослушиваются, а за тобой следят?
— Клифф не единственный, кого интересует, чем я занимаюсь. Я больше никому не верю!
Ее глаза наполнились горькими слезами.
— Тебе, Кей, я вообще не хотела причинить вреда.
— Прекрати, Эбби. Можешь прореветь хоть целый год, мне от этого легче не станет.
— Извини…
— Хватит извинений, — сказала я мягко, но решительно. Она прикусила нижнюю губу и впилась глазами в бокал.
— Ты готова помочь мне сейчас? Она посмотрела на меня.
— Во-первых, какого цвета был тот «линкольн», что мы видели на прошлой неделе?
— Темно-серый, внутри отделан темной кожей, может быть, черной, — проговорила она. В ее глазах пробуждался огонек жизни.
— Спасибо. Так я и думала.
— В чем дело?
— Я не уверена. Но кое-что есть.
— Что именно?
— У меня есть для тебя поручение, — улыбаясь, сказала я. — Но прежде скажи мне, когда ты возвращаешься в округ Колумбия? Сегодня?
— Не знаю, Кей. — Она невидящим взглядом смотрела перед собой. — Сейчас я не смогу там находиться.
Эбби чувствовала себя беженкой. В каком-то смысле она и была ею. Клиффорд Ринг изгнал ее из Вашингтона. Пожалуй, ей не помешает исчезнуть на какое-то время.
Она объяснила:
— В «Нозен Нэк» предоставляют кровать, завтрак и…
— А у меня есть комната для гостей, — прервала ее я, — можешь побыть некоторое время у меня.
Она выглядела растерянной, потом засмущалась.
— Кей, ты представляешь себе, как это может выглядеть со стороны?
— Честно говоря, сейчас меня это мало волнует.
— А почему бы и нет?
Она пристально посмотрела на меня.
— Твоя газета уже втравила меня в историю. Дела могут пойти хуже или лучше, но они уже не будут обстоять по-прежнему.
— По крайней мере, тебя не уволили.
— Тебя тоже, Эбби. У тебя был роман, ты повела себя не лучшим образом перед лицом коллег, плеснув кофе ему на колени.
— Он этого вполне заслужил.
— Я совершенно уверена в этом. Но я не советую тебе начинать войну с «Пост». Книга — твой шанс поправить свое положение.
— А как же ты?
— У меня свой интерес в этих делах. И
— Например?
— Я не могу лгать, обводить вокруг пальца, подкупать, торговаться, стрелять из укрытия, красть, выдавать себя за другого, потому что я должностное лицо в государственной структуре, а у тебя широкое поле деятельности. Ты — репортер.
— Весьма признательна, — сказала она, выходя из кухни. — Пойду возьму вещи из машины.
У меня редко останавливались гости, и нижняя спальня в основном предназначалась для Люси. На полу лежал огромный иранский ковер, испещренный красочными цветами, придававший комнате вид сада, посреди которого моя племянница была то розовым бутоном, то репейником, в зависимости от ее настроения.
— Вижу, тебе нравятся цветы, — рассеянно проговорила Эбби, опуская на кровать свой дорожный чемодан.
— Пожалуй, ковер такой расцветки здесь несколько великоват, — извинилась я. — Но, когда я его увидела, мне пришлось его купить, и не было другого места, где бы его можно было поместить. Не говоря о том, что он почти вечен, а поскольку в этой комнате останавливается Люси, то этот фактор является самым важным.
— Или, по крайней мере, был таковым. — Эбби подошла к платьевому шкафу и открыла дверцу. — Люси уже не десятилетняя девочка.
— Там должно быть достаточно плечиков. — Я придвинулась, чтобы посмотреть. — Если тебе нужно еще…
— Достаточно.
— В ванной комнате есть полотенца, зубная паста, мыло, — начала было показывать я.
Эбби распаковывала вещи и не обращала на меня внимания.
Я присела на край кровати.
Эбби повесила костюмы и блузки в шкаф. Вешалки царапали по металлической перекладине. Я молча наблюдала за ней, испытывая приступы нетерпения.
Так продолжалось несколько минут. Скользили ящики, скрипели вешалки, медицинская аптечка в ванной открылась и закрылась с характерным щелчком. Наконец она задвинула свой чемодан в шкаф и осмотрелась, словно стараясь представить, что сделать еще. Открыв портфель, извлекла оттуда роман и записную книжку, которые положила в тумбочку около кровати. С беспокойством я наблюдала, как она засовывала в ящик тумбочки пистолет 38-го калибра и пачки патронов.
Была уже полночь, когда я поднялась наверх, в спальню. Прежде чем лечь в постель, еще раз набрала номер бара «Семь-одиннадцать».
— Элен Джордан?
— Да? Я. Кто говорит?
Я назвала себя и объяснила причину своего звонка.
— Вы упомянули прошлой осенью, что в ваш бар заезжали Фред Чини и Дебора Харви. Дебора хотела купить пива, и вы попросили показать вам ее удостоверение личности.
— Да, правильно.
— Могли бы вы сказать, что именно вы проделали, когда попросили ее показать удостоверение личности?