Все, что остается
Шрифт:
Наступил март, оповещая, что зима не продлится вечно. Солнце тепло грело спину, пока я протирала стекло «мерседеса», а Эбби заливала в бак бензин. Ветер был мокрый и свежий после дневного дождя. Люди вышли на улицы, мыли машины, катались на велосипедах, земля начинала пробуждаться, но еще не очнулась ото сна.
Подобно большинству станций технического обслуживания в эти дни, та, которую я обычно посещала, имела небольшой магазинчик. Я взяла две чашечки кофе на дорогу и прошла внутрь расплатиться. После этого мы с Эбби направились в Вильямсбург. Стекла
— Перед выездом я позвонила домой и поговорила со своим автоответчиком, — сказала Эбби.
— И?..
— Пять раз кто-то звонил и, не говоря ни слова, вешал трубку.
— Клифф?
— Готова спорить, — сказала она. — Не то чтобы он хотел поговорить со мной. Подозреваю, он старается выяснить, дома ли я, вероятно, он также много раз проезжал мимо стоянки, желая увидеть мою машину.
— Для чего ему это надо, если он не заинтересован разговаривать с тобой?
— Может быть, он не знает, что я поменяла замки?
— Тогда он дурак. Подумав, он бы догадался, что ты сообразишь, что к чему, после появления серии его статей.
— Он не дурак, — ответила Эбби, глядя в окно. Я открыла верхний солнцезащитный лючок.
— Он знает, что мне все известно, но он не дурак, — снова проговорила она. — Клифф обведет вокруг пальца кого угодно. Никто и не подозревает, что он сумасшедший.
— Трудно поверить, что он смог продвинуться так далеко, если бы был сумасшедшим, — сказала я.
— В этом-то вся прелесть Вашингтона, — цинично ответила Эбби. — Самые преуспевающие, могущественные люди в мире собрались здесь, и половина из них — сумасшедшие, а другая — неврастеники. Большинство — аморальны. Вот что с людьми делает власть. Не понимаю, почему Уотергейт вызвал удивление.
— А что власть сделала с тобой? — спросила я.
— Я узнала, какова она на вкус, но я не была там достаточно долго, чтобы успеть пристраститься к ней.
— Может быть, тебе повезло. Она молчала.
Я подумала о Пэт Харви. Чем она занималась в эти дни? О чем думала?
— Ты беседовала с Пэт Харви? — спросила я Эбби.
— Да.
— После выхода статей в «Пост»? Она кивнула.
— Как она?
— Однажды я читала, не помню, что, написанное одним миссионером, находившимся какое-то время в Конго. Он вспоминал о встрече в джунглях с дикарем, который внешне выглядел вполне нормально, пока не улыбнулся. Его зубы оказались заточены, потому что он был каннибал.
Ее голос стал категоричным, в нем послышалась злость. Настроение Эбби внезапно омрачилось. Я не понимала, о чем она говорит.
— Так и Пэт Харви, — продолжала она. — Я заехала к ней позавчера до отъезда в Роаноки. Мы немного поговорили о публикациях в «Пост», и мне показалось, что она воспринимает все как бы мимоходом, пока она не улыбнулась. От ее улыбки у меня похолодела кровь.
Я не знала, что сказать.
— В тот момент я поняла, что публикации Клиффа толкнули ее к самому краю. Я полагала, что смерть Деборы довела Пэт до отчаяния. Но эти статьи вывели ее из равновесия еще сильнее. Помню, когда я с ней говорила, у меня возникло ощущение, что что-то отсутствует. Спустя некоторое время я поняла — отсутствует сама Пэт Харви.
— Она знала, что у мужа роман?
— Теперь знает.
— Если это правда, — добавила я.
— Клифф не напишет ни строчки, если не сможет подтвердить написанное, он прибегает к услугам лишь пользующихся доверием источников.
Интересно, что должно произойти, чтобы довести до крайности меня? Люси, Марк? Или несчастный случай, в результате которого я не смогу пошевелить руками, слепота? Не знаю, что может сломать меня. Наверное, это как смерть — уйдя однажды, ты уже не ощущаешь разницы.
К полудню мы добрались до Старого города. Жилой комплекс, где обитали Джилл и Элизабет, ничем не выделялся: кучка одинаковых кирпичных зданий, напоминающих соты, над главными входами которых висели таблички с номерами блоков. Всюду виднелись остатки почерневшей после зимы травы и цветочные клумбы, укрытые ветками. Здесь были площадки для передвижных кухонь с креслами-качалками, столики для пикника, грили.
Остановившись на стоянке, мы взглянули на балкон, где когда-то находилась квартира Джилл. Сквозь широко расставленные прутья перил виднелись два сине-белых плетеных кресла-качалки, неторопливо покачивавшихся от дуновения бриза. С потолка одиноко свисала цепь для крепления горшка с цветами. Элизабет жила по другую сторону автостоянки. Из окон своих квартир подруги могли наблюдать друг за другом. Видеть, как зажигается и гаснет свет, узнавая таким образом, когда другая проснулась или легла спать, дома она или нет.
Какое-то мгновение мы с Эбби смотрели на окна в подавленном молчании.
Затем она сказала:
— Они были больше чем подруги, не так ли, Кей?
— Ответить «да» — все равно что раскрыть тайну. Эбби слегка улыбнулась:
— Сказать по правде, я размышляла над этим, работая над статьями. Во всяком случае, такая мысль приходила мне в голову. Но никто ни разу даже не предположил, даже не намекнул.
Она помолчала, глядя в сторону.
— Мне кажется, я знаю, что они чувствовали. Я вопросительно посмотрела на нее.
— Должно быть, нечто подобное я испытываю в отношении Клиффа. Выискивая возможности для встреч, скрывая чувства, расходуя половину жизненных сил на беспокойство по поводу того, что подумают люди, опасаясь, что о связи станет известно и они каким-то образом начнут подозревать…
— Но ирония состоит в том, — сказала я, трогая машину с места, — что на самом деле окружающим все это совершенно безразлично. Они слишком заняты собой и своими делами.
— Хотелось бы знать, задумывались ли когда-нибудь об этом Джилл и Элизабет.
— Если их любовь была сильнее страха, они, очевидно, пришли бы к такому выводу.
— Кстати, куда мы едем? — Эбби посмотрела из окна на убегающий назад пейзаж.
— Просто покатаемся, — ответила я, держа направление к центру города.
Я не говорила ей о цели нашей поездки. Упомянула лишь, что хотела бы «посмотреть».
— Ты ищешь ту чертову машину, не так ли?
— Посмотреть не повредит.
— И что ты будешь делать, если найдешь, Кей?
— Спишу номерной знак, посмотрим, за кем он значится на этот раз.